ВЛ / Статьи / Интересное
"Три расстрела"
12-03-2016, 13:28...
3 489
Нас на войне было трое братьев.
Я был младшим и на фронт записался последним.
Против них я был поменьше, 193 см ростом, и попросился в авиацию.
Мне пошли навстречу - направили в учебную авиационную часть.
Но в самолет я не поместился и войну встретил пехотинцем.
Братья были богатырями и не вернулись...
Первый расстрел
После отступления по областям Украины, после потери части, уже в ноябре 1942-го я стал связистом и находился при штабе формирующейся резервной армии в г. Вологда.
И вот в моё дежурство раздается звонок по ВЧ - товарищ "ноль первый" вызывает командующего.
Я действую по уставу - после установки телефонного соединения иду в соседнюю комнату, снимаю вторую трубку и слушаю.
Голос Верховного я сразу узнал. Его все хорошо знали.
Сижу, слушаю… Разговор начался общий, а потом я понял, что говорят не по кодам!
Я все запоминал с первого раза, инструкцию знал "назубок" и слышу, что говорят не по инструкции.
А в инструкции было сказано, что оператор обязан следить за ее исполнением.
Я включаюсь в "провод" и говорю:
- "Разговаривайте по кодам".
Слышу замешательство в разговоре, но товарищи мой голос, возможно, приняли за помеху и после паузы продолжают вести разговор по-прежнему.
Тогда я снова перебиваю разговор и громко требую:
- "Разговаривайте по кодам!"
Верховный спрашивает:
- "Кто говорит?"
Отвечаю:
- "Дежурный 29-й".
- "Как зовут?"
- "Сержант Михалев".
Тут разговор остановился. Антонюка не слышно, затаился, не дышит.
А на другом конце провода: "Пых, пых" - это, наверное, Верховный рассердился и трубкой пыхтит, а потом слышно, как бумагами стал шуршать (слышимость отличная) - ищет лист с кодами, которого не было у него под рукой, не приготовил.
Потом нашел нужную бумагу, вызвал командующего по кодам, и разговор у них начался "нормальный".
Когда разговор закончился, я не заметил.
Интересно было слушать голос Верховного.
Не успел испугаться, как влетает командующий Антонюк.
Дверь ногой отшвырнул, вбежал и уставился на меня.
А я стою по стойке смирно.
И тут он заорал матом. Кричал генерал без остановки не меньше минуты. Потом выбежал, и тогда я услышал из-за двери про арест и расстрел.
Арестовывают меня тут же в дежурке и ведут через всю часть.
Запирают в бывшем помещении для скота - в северных краях это отличные помещения из толстых бревен.
Чисто, сено хорошее, так что, несмотря на мороз на улице, в сарае мне было не холодно.
Сижу под арестом и читаю устав - в 18 лет так легче с жизнью прощаться…
Но проходит день, другой - тишина.
На третий день является начальник караула:
- "Сержант Михалев, на выход!".
Выхожу и понимаю, что раз ведут без ремня, значит, на расстрел.
Приходим с караулом на плац.
Здесь на построении находится штаб и личный состав части.
Генерал Антонюк стоит в стороне, а рядом двое с автоматами и один с планшетом.
Вот тебе, думаю, и приговор. В глазах у меня слезы обиды.
Караульный ставит меня против начальства, я стараюсь не смотреть на генерала сверху вниз - выше его на голову.
И тут генерал Антонюк торжественно зачитывает мне… благодарность Верховного!
А через два дня пришел приказ о повышении бдительности.
Антонюка я больше не видел, а голос Верховного слышал еще четыре раза и один раз вступал с ним в разговор.
Это было перед началом битвы на Курской дуге.
Тогда в подобном разговоре в штабе он меня узнал и назвал по имени, спросил, какое настроение у солдат?
А какое настроение - готовы идти без остановок на Берлин - вот какое было настроение!..
Второй расстрел
На новом наблюдательном пункте штаба 63-й армии (Восточная Пруссия) мы, связисты, организовали узел связи.
Подключили командующего, заместителя командующего, оперативный отдел, инженерный отдел и все отделы штаба.
И вот, надо случиться, услышали выстрелы.
Футь-футь - летит мина и падает между нашим блиндажом (где расположилась телефонная станция) и тросом, который принимал концы проводов от командиров дивизий.
И снаряд порвал наш жгут.
До приезда командующего на наш наблюдательный пункт оставалось примерно 40 минут.
Подполковник Симхович неизвестно по каким причинам рассердился, выводит нас к траншее и дает команду: "Раздевайтесь!"
Я вместе со старшим сержантом Тимофеем Ивановичем Никифоровым раздеваюсь.
Потом становимся, на него смотрим.
Он кричит:
- "Бодрей смотрите"!
Расстегивает кобуру, вынимает пистолет, а рука у него ходит ходуном - стрелок чертов!
Вид не боевой, но стращавый - рука с пистолетом, дрожит. Если и застрелит, то от страха.
Я возмутился, поднял руку и говорю:
- "Товарищ подполковник, я понял, что вы хотите нас расстрелять. Но связи-то все равно не будет!
За вами следом в этот блиндаж приедет командующий и вac расстреляют в этой траншее. Что вы делаете?"
Сам себе ответил на свой вопрос не по уставу:
- "Я иду налаживать связь".
Такая невоздержанность подполковника не имела решительного продолжения, видно, он сам больше всех испугался.
Я ему чуть-чуть в глаза не плюнул. Все равно, думаю, по собственному страху расстреляет.
Он пистолет опустил, а мы принялись менять жгут.
Быстро установили связь.
И надо же, я последний телефон проверяю - и входит командующий.
Поворачиваюсь в нательном белье к нему и докладываю:
- "Товарищ генерал-лейтенант, связь со всеми приданными подразделениями работает нормально. Дежурный Михалев".
Командующий молча прошел, посмотрел. Над каждым телефоном написан номер дивизии. Спросил:
- "Почему в белье?.."
- "Я с дежурства, отдыхал, - отвечаю. - А тут мина порвала жгут - некогда было одеваться".
Встреча на Эльбе или третий расстрел
Последний расстрел случился на Эльбе 3 или 4 мая 1945 года, точнее дату не помню.
Наш взвод связи пришел пешком из Восточной Пруссии.
Еще 16 апреля нам был дан приказ на выступление из-под Кенигсберга, а 26 апреля мы уже пришли в пригород Берлина - 1100 километров по карте за 10 дней!
Эльбу не форсировали. Остановились в километре от реки.
Здесь же наши разведчики встретились с американцами. Встретились-то следующим днем, но с утра уже знали о возможной встрече.
Дело происходило просто: подъехали одни американцы, другие подошли неорганизованно, потом построились друг против друга, поприветствовали.
Наши и их офицеры переговорили - что делать будем?
А что делать - давай бороться! Ну, давай.
С нашей стороны выдвинули бороться меня.
Как сказали, что будем бороться, так сразу все на меня посмотрели. А я после контузии стал глуховат и не понял, от чего это строй на меня уставился.
С их стороны вышел американец постарше. Было ему лет 27, а роста он был одинакового со мной - 193-194 см.
Только во мне 90 килограммов веса, а в нем колограмм 120.
Но тут уже конец войны, настроение такое, что все нипочем.
Я перед войной, еще мальчишкой, в колхозе за 5 дней ставил 5 стогов, в каждом по 20 скирд, в каждой по 50 копен.
Физически был страшно выносливым. Так что опасения бороться с американцем я никакого не испытывал.
Хотя видел, что американец тяжелее меня, и вид у него был устрашающий.
Вышли мы бороться.
Когда поздоровались, я его руку при рукопожатии слегка попридержал в своей ладони и по тому, как он ее первым на себя потянул, дернул, понял, что он слабак.
Отметил я это.
Стали бороться.
Он хватает меня, да не может захватить.
Потом ухватил и стал мотать. Чувствую, не туда дело пошло - оторвет от земли и бросит.
Тогда я его к себе крепко прижал и грудь его о свою так сдавил, что смотрю - слабеет.
Я его моментально из объятий вбок бросил. Он вскочил и ко мне - давай второй раз!
Второй раз я не стал ждать - сразу же обхватил его за грудь, обнял и снова сдавил. Смотрю, белеет, глаза закатываются.
Я еще поджал и опустил. Он обмяк совершенно. Когда я его отпустил, он упал.
Лежит, не двигается, но дышит.
Смотрю, офицер американский тоже белеет лицом, кобуру расстегивает и пистолет вынимает....
Оглядываюсь - нашего капитана Ныркова и других офицеров нет. Что делать?
Ждать, когда американец в меня пальнет, не хочу.
Надо самому действовать. Подхожу, беру его за руку с оружием и тихонько сжимаю ее.
Американский офицер лицом становится как мел и каменеет.
Пистолет у него из руки падает, и я его ногой отбрасываю.
А офицер как-то непонятно все вертится на месте и норовит боком повернуться.
Тут такая тишина воцарилась - в строю наших и американцев - шмеля слышно. Только офицер неестественно боком топчется.
И тут кто-то из наших казаков, что стояли в строю слева, в тишине громко сказал:
- "Обоссался!"
И точно, сзади стало видно, что штаны у американского офицера мокрые.
Тут воздух "грохнул", как может грохнуть от смеха только строй молодых солдат.
Засмеялись все наши, и многие американцы заулыбались. Но их тут же одернули.
Им дали команду, и они сразу за реку отъехали. Больше с ними не встречались.
**********
"Воспоминания ст. сержанта А. Михалева."
Об авторе:
Награжден медалью "За Отвагу" за № 1340708.
За обеспечение связи с плацдармом представлен к Золотой Звезде.
Награда пока не нашла героя.
Тогда, в декабре 1944, он переплыл р. Нарев (свыше 300 м) под ураганным огнем с катушкой медного провода весом 20 кг, "дал связь" и вытащил из воды напарника тоже с катушкой провода 20 кг. Напарник был ранен, но на берегу выяснилось, что уже погиб.
Почти все случаи с "расстрелами" связиста произошли в штабах армий.
А. Михалев