Война против Православия

 

В последние годы Россию захлестнула волна всевозможного сектантства, оспаривающего ведущую духовную роль Православия в жизни русского народа. Свидетели Иеговы, баптисты, адвентисты и т.д., получив юридическую возможность «молиться» так, как лично считают нужным, не удовлетворяются этим и ведут активную пропаганду своих взглядов, хотят личное сделать всеобщим.

К ним добавляется кришнаизм и другие восточные религии, никогда ранее на Руси не имевшие пристанища. И здесь та же картина: популяризация кришнаизма, как личного опыта его приверженцев, с целью этот опыт сделать массовым и всеобщим.

Смена религии — вопрос глубоко личный. Человек, если он искренен, решается на такой шаг только после долгих философских и богословских поисков и раздумий. Такой переход он воспринимает как качественный прыжок. Этот процесс глубоко индивидуален и личностен. У него не может быть массовости, «ширпотребности», иначе теряется его индивидуальность.

Смена религии в каждом конкретном случае — это индивидуальный, обособленный философский путь. Он привел человека к тому выводу, к которому привел. Если неофит начинает популяризировать свою новую религию, идя против основного религиозного течения в своей стране, он занимается больше популяризацией своего философского пути, чем новой религии. Ведь его духовный опыт — это только его опыт, свойственный его психологическим наклонностям, симпатиям и антипатиям.

Человек в новой религии ищет душевного комфорта и в последнюю очередь — каких-то философских истин. Философия — удел немногих, стремление к комфорту — удел большинства. Но душевный комфорт — это личное понятие, и там, где одной душе уютно, другой может быть невыносимо. Часто неофит свой путь к комфорту своей души воспринимает за комфорт для всех душ вообще и навязывает окружающим то, что было комфортным для него.

Юридически переход в другое вероисповедание в России не воспрещен. Но есть «свобода от» и есть «свобода для». Законодательное разрешение на переход в другую религию человек воспринимает как «свободу от»: от прежних религиозных норм, от прежней традиции. Но редко кто воспринимает свою новую религию как «свободу для»: для ее личного исповедования, индивидуального наслаждения, раз уж человеку там комфортно.

Многие не удерживаются перед соблазном понести в массы свое понимание и свой «светоч веры». И мы видим среди жестких критиков Православия вчерашних православных, ставших мусульманами, кришнаитами, протестантами, католиками. Православную обрядность они меняют на обрядность индуизма, католицизма, мусульманства и с таким же рвением следят за ее соблюдением, с каким православные следят за соблюдением своих обрядов.

Французский теолог и философ-традиционалист Рене Генон сменил католичество на ислам, но предостерегал других от слепого следования своему примеру. Более непритязательный интеллектуально бывший православный священник, а ныне мусульманин Али (Вячеслав) Полосин не только пропагандирует «русский ислам», но и враждебно настроен к Русской Православной Церкви. Каждый имеет юридическое право сменить религию, но никто не имеет права публично поносить свою бывшую конфессию и работать на то, чтобы его примеру следовали другие верующие.

Среди бывших православных очень мало тех, кто перелопатил трактаты православных богословов от корки до корки, пропустил все их доводы и мысли через душу и мозг и, не смирившись с ними, нашел то, что искал в другой конфессии.

Чаще неофиты, объясняя смену религии, ссылаются на известный в логике argumentum ad hominem («довод к человеку»), когда за отсутствием оснований для фундаментальных претензий обращаются к человеческому фактору. Например, не нравится организационная структура православной церкви манера общения какого-нибудь священника с прихожанами и т.п. Но, вместо того, чтобы своим религиозным рвением исправить ситуацию духовно потрудиться над оздоровлением того, что неофиту кажется нездоровым, неофит выбирает путь отступления и прячется за стеной другой религии.

Обвинив кого-то в неправильном духовном поведении, неофит, находясь в лоне той религии, которая еще на тот момент остается ему родной, не желает и сам действовать лучше.

Нас огорчает, когда кто-то покидает Православие, и радует, когда кто-то в Православие переходит из другой религии. Наверное, смену религии можно уподобить смене национальности. Испанский философ Джордж Сантаяна сказал, что наша национальность подобна нашей связи с женщиной. Она слишком интимна, чтобы беззастенчиво ее менять, и слишком случайна, чтобы стоило это делать.

О смене религии монжо сказать то же самое. Но добавим: исповедание какой-то религии каким-то народом определяется его историческими успехами.

Россия по своему внутреннему устройству и психологии — это империя в положительном смысле этого слова. Лев Гумилев писал, что империи живут 700-1000 лет. Затем — распад и образование на их обломках новых государственных образований.

На данный момент историческим чемпионом-долгожителем остается православная Византийская империя, но у России есть все шансы ее пережить. Крещение Руси состоялось более тысячи лет назад. Тысячу лет православная Русь — на карте мира. Это значит, что весь корпус политико-религиозных и духовно-психологических норм, которые принесло Православие, оказался именно тем, что было нужно.

Кто из активных кришнаитов, адвентистов или баптистов осмелится гарантировать, что смена психологических и духовных установок, которые неизменно следуют за сменой религии, если выход из Православия приобретет массовых характер, окажутся для государства так же эффективны? Не приведет ли это к распаду исторически сложившейся православной цивилизации, к смене ее цивилизационного кода, что не происходит безболезненно?

Американский президент Вудро Вильсон в 1919 году сказал, что сначала в Россию придут протестантские проповедники, а потом — американские солдаты. Жонглирование термином «православный фундаментализм» говорит о том, что ослабление влияния Православия в России остается необходимой тактической задачей геополитических оппонентов Руси. Все войны против России всегда были войнами против Православия, даже нападение Гитлера на атеистический СССР.

Проникновение в Россию нетрадиционных религий, вольно или невольно, служит геополитическим целям наших оппонентов. Ведь религия — тоже геополитика. Французский исследователь Франсуа Тюаль подробно осветил эту тему в книгах «Геополитика православия», «Геополитика ислама», «Геополитика католицизма» и т.д.

Популяризаторам нетрадиционных для России религий придется ответить на вопрос: неужели они духовно прозорливей и дальновидней православных святых, глаголавших «Русь Святая, храни веру Православную, в ней же тебе утверждение»? Неужели Иоанн Златоуст, Сергий Радонежский, Серафим Саровский, чьи труды не теряют духовной актуальности тысячелетиями и столетиями, были недостаточно умны, чтобы увидеть в Православии большой минус, а не плюс, как это делают сегодняшние неофиты?

И, если Бог — один, зачем менять религию, когда ты, принадлежа любой из них, молишься Богу? Пойти на такой шаг могут те, кого не устраивает свойственный каждой религии духовно-интеллектуальный маршрут развития.

Но интеллект — понятие индивидуальное. И мы возвращаемся к тезису о личном духовном комфорте каждого неофита в отдельности. А то, что лично, не должно быть предметом подражания для масс. Рене Генон был прав.

 

---