Как меня в армию призывали

— В военкомате здоров любой призывник! — торжественно выдал мужичок, пока я курил у входа в это замечательное заведение. — Так что не кривляйся. Не прокатит. 
— Да я… 
— Осади, зелёный. Лучше срочно выдели мне полтинник за дельный совет. 
Мужик был весьма подозрительный. Всё в его облике говорило о загадочной русской душе, а особенно, содержимое огромного пакета, в котором натурально лежала голова быка или лошади. 
— Нету, — говорю, — полтинника. 
Я вернулся в военкомат для дальнейшего прохождения медицинской комиссии. Небольшой коридор вмещал множество юношей преимущественно в одних трусах. 
— Ты к хирургу занимал за мной? — спросил лысый паренёк. 
— Да. 
— Сейчас я, а потом ты. 
Раздеваться до трусов я не стал, ибо уже который год исправно посещал именно этого врача во время призывной комиссии. Сломанная нога серией ежегодных снимков незатейливо говорила о том, что была сломана во всяких разных местах больше одного раза и вид имела исключительно непрезентабельный. Каждый призыв я сбегал с работы, чтобы меня забрали в армию: весна, осень, весна, осень… Но меня не забирали. И вот опять. В этот раз я даже уволился. 
Врачи никак не могли определиться, что со мной делать. Это бесило меня, вызывало негодование у моих родителей и справедливые вопросы работодателей. Мол, чувак, тебе почти 22 года, а военного билета у тебя нет. Падазрительно. Надо было срочно что-то решать, потому как менять работу каждые полгода нехорошо, как и сидеть на шее у мамы с папой. 
— Козёл, сука, б@@ть… — вышел от хирурга лысый, кажется, немного расстроенный. 
В кабинет просочился я. 
— Здрасьте. Вот. 
Я сунул ему на стол рентгеновский снимок моей ноги. 
— Почему одетый? — спросил врач. — Раздевайся. 
— Не буду. Снимок посмотрите. Я к вам каждые полгода хожу. Запомнить пора. 
— Раздевайся до трусов, я сказал. Иди в коридор и зайди, как положено. 
— Никуда я не пойду! Вот я! Вот снимок ноги! Не надо прикидываться, что не помните меня. К чему эти формальности? Нога была два раза в одном и том же месте сломана, срослась. Я к вам уже в четвёртый раз прихожу. Не надо ломать комедию, и гадать, брать или не брать в армию. Решайте сейчас! 
— Я не понял призывник! Что за разговоры?! 
— Мужские разговоры. 
Я открыл дверь в коридор и позвал отца на совещание. 
— Пап, зайди… 
Батяня ввалился в кабинет к хирургу. 
— Добрый день, — сказал он так, словно достал из авоськи дезерт игл. — В армию берёте его или нет? 
Врач запустил программу перезагрузки мозга и сделал лицо неподвижным. Потом лениво взял снимок со стола и посмотрел его на свету чуда лампы. 
— Давно снимок сделан? 
— Весной. Но ещё один поход к рентгенологу, и я к ноге примотаю счётчик Гейгера. 
Врач тяжело вздохнул, взял личное дело и сделал запись. 
— Свободны. 
«Годен!», — прочитал я уже в коридоре. Следующим врачом оказался психиатр. Я зашёл к нему в кабинет, а там другой призывник. 
— В армию хочешь? — лукаво спросил у него психиатр. 
— Нет. 
— Хех! Годен! Следующий. 
Я сел. 
— А ты в армию хочешь? 
— Да. 
— О-о-о! Это интересно, — врач откинулся в кресле. — А ну-ка расскажи-ка мне подробнее о себе. 
Зря он это спросил, ибо я на радостях решил поломать комедию. 
— В 16 лет я упал с пятого этажа в шахту лифта и сломал себе ногу. Потом сломанные кости прикрутили шурупами к титановой пластине. Доктор… — я подался чуть вперёд и продолжил почти шёпотом: — Мне кажется, титан интегрировался в меня и структурировал мой опорно-двигательный аппарат. Я стал полутитановым призывником! Вообще, бл@@ь, непобедимым для врага! Робокопа смотрели? Нет?.. У меня к ноге ложки магнитятся… Страшная сила, доктор! 
Психиатр меня внимательно выслушал и даже бровью не повёл. Потом подался чуть вперёд. Мы с ним сидели лицом к лицу. 
— Ложки магнитятся? — спросил он, чётко проговаривая каждый слог. 
— Да. 
Он откинулся в своём кресле назад и усмехнулся. Потом засмеялся. Потом резко пододвинулся ко мне: 
— Ты мне тут лапшу на уши не вешай. Ха! Ложки магнитятся! Нашёл дурака! Они же алюминиевые! Не маг-ни-тят-ся! Годен! Следующий! 
Проводы в армию я решил не устраивать. Провожать некому. Все друзья давно разъехались. Вечером батька торжественно обрил меня налысо. 
— Эх, сынок. Совсем взрослый стал, в армию пойдёшь… 
— Мне 22 года, пап. 
— Не п@@ди мне тут. Дай слезу выдавить. 
Он хлопнул стопку самогонки. 
— Ну, так вот. Я, между прочим, в Германии служил. Помню, подрядились мы одному немецкому крестьянину помогать, огород значит, от всяких камней убирать. Он, значит, ловко так на тракторе с телегой едет, а мы за ним камни подбираем и в телегу складываем. Тарахтит, значит, эта бандура и медленно едет по полю на своих немецких гусеницах, а мы следом идём. И подумалось тогда нам… Как-то навеяло, знаешь, картина вся вот эта. Чем же этот пенсионер в войну занимался? Сёдня он тут трактор водит, весь такой старый добрый крестьянин, а в юности каким-нибудь панцеркампфвагеном рулил… 
Полголовы было уже обрито. Батька сделал короткую паузу и снова хлопнул стопку. 
— О чём это я? А! Потом товарищ унтерофицирен, или х@й знает, кем он там был в войну, сказал, что настал перерыв. Мы решили попить пива. Захожу я, значит, в местный сельский кабак, и говорю прекрасной фройляйн… 
— Ты стрижкой занимайся! А не о своих алкопохождениях рассказывай! — перебила его мама. — И так просыпаться ни свет, ни заря. 
— Бу-бу-бу, — передразнил её отец и хлопнул ещё стопку. 
Шесть утра. У военкомата толпились призывники и их провожающие. Все жутко волновались и поэтому обильно звенели стаканами с водкой. Толпа неистовствовала: 
— Братуха! 
— Братва! 
— Не плачь, мать! 
— Покажи им там, братюня! 
— За ВДВ! 
— Пиши чаще, сынок! 
— Я буду ждать тебя, любимый! 
— Пацаны, продам Урал с коляской… 
— Яву, яву, взял я на халяву-у-у!!! — тут же дружно заголосила толпа. 
Открылась дверь военкомата. 
— Призывники! Прощаемся и заходим на построение, — гаркнул майор. 
Народ завыл, выпил, загудел и ломанулся к дверям военкомата. Особо одарённые провожающие лезли от разлуки на забор и истошно вопили от переизбытка нежных чувств. Наконец, все призывники зашли в военкомат. Майор закрыл дверь и гул затих. 
— В одну шеренгу становись! — рявкнул он. 
Мы выстроились и замерли. Кого-то качало из стороны в сторону как родимую пшеницу на ветру. 
— Продукты выложить на пол! 
Призывники начали выкладывать на пол полторашки с «Карачинской», палки колбасы, сало, хлеб, конфеты… Майор подходил к каждому и несколько секунд пристально и преданно глядел в глаза, а затем наклонялся и принимался изучать содержимое сумок. Все полторашки были тщательным образом проверены откручиванием пробки. Не шипит — значит, самогон, немедленно изъять. 
Через несколько минут осмотр завершился. Мы вышли на улицу. Стоит ПАЗик. Расселись по местам. Не успел автобус проехать несколько метров, как раздался хлопок и заднее стекло автобуса посыпалось в салон. Автобус затормозил. 
— Это что ещё за х@@ня?! Кто стрелял?! — гневно закричал майор. 
Чувак, сидящий рядом, проснулся. 
— Чё, приехали уже? — дыхнул он в меня адским перегаром. 
— Думаю, да, — ответил я. 
Свет прожектора почти мгновенно вычислил злоумышленника, который уже повис на заборе на территории военкомата. Он неуклюже барахтался в воздухе. Потом упал и начал паниковать, бегая туда-сюда. Его немедленно повязали и дали несколько раз в морду для профилактики. 
— Чё вы творите, волки? — вопил он. 
Стрелка увели в темноту. Майор сильно расстроился и пинал ПАЗик. 
— Вот же долб@@б! — сокрушался он. 
Через пол часа приехала пассажирская ГАЗель. Нас было человек двадцать. Расселись. Мест всем не хватило и поэтому сидели почти друг на друге в пуховиках и с сумками. Не успели мы отъехать от военкомата, как в маршрутке начался банкет. По салону гуляли бутылки водки и надкусанные палки колбасы. Я выпил и закусил. Потом ещё раз. И ещё. Потом надоело. Слишком часто. 
— Ты, чё, не пьёшь? — спросил меня сосед. — Ох@eл, что ли? Ну-ка, бл@@ь, пей! 
Я выпил. 
— Где служить хочешь? 
— На русском острове. 
— А я в десантуре… 
По полу катались пустые бутылки. Кто-то закурил. Майор сидел рядом с водителем. Почуяв запах сигарет, он тревожно обернулся. 
— Я не понял? Кто-то курит? 
— Нет, начальник… 
— Смотрите у меня. 
Он отвернулся и продолжил жаловаться водителю на вышедший из строя ПАЗик. 
— Начальник! Пописать надо! Ваще не вмоготу! 
— Отставить! Терпим. 
— Товарищ майор! Не довезём! 
Маршрутка всё-таки остановилась. Все вышли облегчиться. Особо талантливые успели выкурить две сигареты. Все мы — двадцать с лишним человек стояли у обочины и дружно оформляли жёлтый снег. Проезжающие мимо машины активно сигналили. 
Приехали на «Холодильник» (областной призывной пункт в Новосибирске). Нас ещё раз проверили, посмотрели сумки, раздели и отправили на медкомиссию. Первым же врачом оказался хирург. Он несколько секунд смотрел на снимок моей ноги, а потом сказал: 
— Ты что, юноша, собрался с такой ногой в армии служить? 
— Ну, я как бы… 
— Не годен. Домой езжай. Будет война, позовём. Следующий! 
Когда я ночью приехал домой, мама решила, что я сбежал. Меня же интересовал другой, более насущный вопрос: где мне под новый год совершенно лысому найти новую работу? 

Отрывок из книги "Иль Канесс. Оформитель слов"

---