Сталинградские каникулы Толи Курышова

... Летом 1942 года в деревне Тюхменево (нынче Тихменево), что в глубинке Пензенской области, здоровых мужиков не осталось. Глава семейства Курышовых тоже ушел добровольцем на фронт. Пятиклассника Толика, «чтоб не болтался», посадили на проходящий состав и отправили на каникулы к тете в Сталинград. Мать-доярка, ухаживая сутками за колхозным скотом, имела, увы, смутное представление о положении на фронте… 

Позагорать на белых волжских отмелях Толе не пришлось. Город на глазах превращался в единое военное укрепление. 

На восьмой день вторжения фашистов в Сталинград обессилевший мальчик метр за метром проползал между обломками зданий в надежде встретить советских людей. Вдруг его подхватила за шиворот чья-то рука и втащила в подвал дома. В подземелье Толик услышал голос: «Тебе что, жить надоело? Здесь кругом немцы! Я дед Захарыч. Сиди тихо». Утром старик увидел на шее пацана пионерский галстук и потребовал спрятать в груде мусора все «лишнее», не то «неровен час - нагрянут...». Во мгле Толик рассмотрел двух мальчишек, а в дальнем углу на полу - красноармейца с кровоточащей раной. Так началось существование по адресу, который останется в истории страны навсегда: площадь 9 Января, дом № 61. 

В конце месяца в проеме показались четверо наших вооруженных солдат. Старший представился: «Сержант Павлов. Разведотделение... Вы тут тихо сидите, а мы поработаем». 

«Работа» вскоре была закончена. Анатолий Николаевич запомнил, как за стеной рвались гранаты, молотили автоматы и с криком вываливались немцы из оконных проемов четвертого этажа. Но вскоре фрицы очухались и опять открыли по потерянному объекту шквальный огонь. Именно с 27 сентября официально исчисляется период обороны Дома Павлова, продолжавшейся 58 суток. До конца ноября перед глазами героических бойцов и их малолетних соратников стоял кромешный ад. Никогда Толику Курышову не забыть нечеловеческое рыдание ровесника Леши, которого привалило рухнувшей стеной. Под градом свинца и в брызгах осколков к умирающему в муках пареньку защитники дома в те мгновения так и не сумели добраться... 

Сержант Яков Павлов с первых же часов обороны начал превращать занятый дом в «крепость людей, не ведающих страха». Об этом бастионе, который летописцы назвали «сталинградским волнорезом на пути фашистов к переднему краю нашей обороны», сказано, казалось бы, уже немало. Одна официальная историческая статистика чего стоит: в боях за всю Францию гитлеровцы потеряли живой силы в десятки раз меньше, чем при штурме одной сталинградской площади 9 Января. 

- Дом трещал по швам, но круговая оборона без сна и перерыва продолжалась, хотя трофейные боеприпасы были на исходе, - вспоминал Анатолий Николаевич. - По просьбе командира Павлова я разыскал в лабиринтах дома раненого санинструктора Калинина и передал приказ: добраться до штаба полка, передать полковнику Елину просьбу о срочной поддержке. Но подкрепление прибыло только через трое суток беспрерывного боя. Фамилии большинства бойцов этой легендарной интернациональной группы 42-го гвардейского полка 13-й дивизии по-том станут известны по фильмам и газетам. Я хорошо помню многих из них: Александров, Мосиашвили, Афанасьев, Цумба, Довженко, Мурзаев, Демченко, Степананошвили. И чудом выжившая тройка героев - кавказец Горя Хохолов, узбек Камолжан Тургунов, пулеметчик с Орловщины Илья Воронов, о котором после писали в мемуарах маршал Чуйков и генерал Родимцев. 

Увы, в широко известных книгах лишь мельком упоминается Толик Курышов. Но достаточно привести всего один эпизод, чтобы осмыслить масштаб его недетского подвига. Сержант Павлов, видя, как энергичный паренек рвется в бой, пытался беречь ребенка, подносившего почти без отдыха боеприпасы к позициям. Но однажды Якову все же пришлось доверить Толе рискованное задание «по размеру» - пробраться через подвальное оконце к ближнему дому и на расстоянии разведать обстановку. «Но в фашистское логово даже не заглядывай!» - предупредил командир. 

- Через канализационный люк я выбрался к соседнему зданию, - рассказывает Анатолий Николаевич. - Потом пробрался в подъезд. В одной из квартир первого этажа я схватил со стола папку с немецкими бумагами. «Будет на чем после боя рисовать», - прикинул я в первый момент, так как с малых лет художничал. Тут послышались шаги, чужая речь, и я выскользнул обратно, доставив Павлову трофей. Яков отругал меня за инициативу. Заглянув затем в папку, он задумался и ночью отправил меня и добытые документы в штаб полка в сопровождении опытных разведчиков. Сержант давно пытался обезопасить меня, переправив в тыл. Вскоре я узнал, какой ценности «листочки» попали мне в руки, а именно - план захвата немцами одного из районов Сталинграда. Тогда же комполка полковник Елин распорядился найти способ переправить меня через линию фронта. 

Маленький разведчик, подслушав разговоры командования, сбежал из штаба, спрятался в руинах и на вырванном из старого журнала листке нацарапал огрызком карандаша письмо командиру: «Дядя Яша! Если со мной что случится, сообщите в деревню Тюхминево маме Елизавете Никитичне. Курышов.». Когда Толик благополучно вернулся до рассвета в дом-крепость, Павлов в сердцах влепил ему за самоуправство очередной подзатыльник. А непрочитанная Павловым записка вместе с красным галстуком так и осталась лежать в руинах. 

Силы крошечного гарнизона Павлова к середине октября, казалось бы, иссякали. Поддержки ждать не приходилось. Торцевая стена полностью рухнула, оголив прежнюю позицию. Израненные, изможденные солдаты между боями пытались сделать в фундаменте подкоп, чтобы вести огонь из оконных проемов соседнего подъезда. Но лаз оказался слишком мал. И здесь опять-таки, как засвидетельствовал потом сам Яков Павлов, «все решил пионер Курышов». Мальчик, не сказав никому ни слова, пробрался по узкому тоннелю в затопленный подвал и по пояс в ледяной воде расширял саперной лопаткой спасительное отверстие. 

Остатки группы благодаря Толику смогли сменить огневые позиции и продолжать ожесточенный бой. Героический ребенок, продрогнув в ледяном подземелье, окончательно простыл, пылал от внутреннего жара. Лечиться было нечем и некогда. Наступала кульминация сталинградского чистилища. 

- Старался скрыть болезнь, - рассказывал Курышов - Ведь мою простуду нельзя было сравнить с состоянием израненных защитников дома, державшихся за счет каких-то нечеловеческих усилий воли. Пулеметчика Илью Воронова, как потом сообщили госпитальные хирурги, ранило... 30 раз! Как он жил и при этом вел прицельный огонь - медики так и не поняли. Форма его, помню, была вся черно-бурого цвета. Передвигаться он уже не мог, но смотрел в прицел и давил на гашетку. Я был рядом, когда пуля раздробила ему тазобедренную кость. Перед тем, как потерять сознание, он, словно захлебываясь, прорычал: «Тащи боеприпасы...». Когда я подтянул к пулемету коробку с патронами, Илья, как мне показалось, уже не дышал. Используя затишье в одном из секторов обстрела, несколько немцев успели добраться до подоконника. Вдруг Воронов резко дернулся, выхватил у меня из рук гранату, вырвал чеку и бросил лимонку в проем. Через мгновение за стеной грохнул взрыв. Судя по крикам, часть фрицев осталась жива, а наш пулеметчик снова сник. Я пытался сам выдернуть чеку очередной гранаты и прижался к умирающему. Точно помню, как он шептал: «Погибнем, но гадов не подпустим...». Еще мгновение, и мы взорвались бы вместе с врагами. Но буквально в эту секунду по противнику открыла огонь прорвавшаяся к нам группа автоматчиков лейтенанта Афанасьева. Перед тем, как впасть в забытье, Воронов успел вставить чеку на место. Отбив натиск немцев, товарищи перетащили его в медсанбат. После ампутации ноги и длительной серии сложных операций Илья Васильевич прожил в родном селе Шаблыкино на Орловщине до конца 2005 года. 

Жар и распухшее горло не помешали Толику продолжать защищать дом-крепость. В один из дней Сталинградской битвы Курышов пробирался в соседний подъезд. Вдруг его пронзила нестерпимая боль, и время будто остановилось. Как вспоминал потом сам Павлов, «ударной волной мальчишку отбросило от места взрыва. Он распростерся. Я кусал руку, но ничего сразу же не мог сделать. Казалось, что озверевшие фашисты решили вылить на дом весь оставшийся боезапас». 

Под прикрытием всех огневых средств 11-летнего бойца в бессознательном состоянии все же удалось втащить в укрытие. Осколок врезался в голову пионера, отполосовал ухо, тяжелая контузия сковала мышцы лица. Тогда Павлов вслух подумал, что потерял Курышова навсегда. Но несколько оставшихся в живых солдат, рискуя жизнями, доволокли Толика до палатки фронтового лазарета... Врачи резали вдоль и поперек окаменевший от гари и крови несоразмерный бушлат, прилипший к изувеченному худенькому тельцу, но сохранили найденную в кармане за-писку: «Этот мальчик, Толик Курышов, с 28 сентября по 24 ноября находился со мной в торцевом доме № 61 на площади 9 Января. Отражал атаки немцев. Считаю его бойцом своего гарнизона и прошу содействия в спасении его жизни. Гвардии сержант 3-го разведбатальона 42 гв. полка Я. Ф. Павлов». 

Затем был санитарный поезд до Пензы. Таких составов мчалось в тыловые госпиталя с Волги тогда немало. Мать Толика Елизавета Никитична, отпрашиваясь у председателя колхоза, встречала тогда на станции Кузнецка все без исключения поезда со стороны Сталинграда, расспрашивая медсестер о сыне. В одном из вагонов, прибывшем на платформу морозным утром в конце 1942 года, находились сразу три тяжелораненых мальчика. Лицо одного из них, лежавшего на нижней полке без сознания, скрывала сплошная повязка. Мать приподняла одеяло и окаменела. Наколка «Толя», сделанная когда-то по глупости его братом на руке, вместе с запиской от Павлова явились прямым доказательством для начальника поезда, которого мать молила выдать сына для выздоровления в стенах родного дома. Пожилой офицер таки сделал опасное для здоровья раненого и собственной карьеры исключение... 

Маленький боец через несколько дней пришел в себя в родной светелке. Детский организм, поддержанный парным молоком, стал крепнуть. Но все близкие и друзья вскоре поняли: Толик потерял память. Он называл себя Лешей (имя погибшего на глазах ровесника). И никто поначалу даже не знал подробностей его подвига в Сталинграде. Отец, вернувшись в 1945 году с фронта, призадумался, когда увидел записку, подписанную самим героем Павловым. Но подтвердить ее подлинность через высшие военные инстанции в то тяжелое время тюхменевцы даже не попытались. Следующей зимой амнезия на фоне пережитого многодневного шока Толика стала проходить. Катаясь на самодельных коньках по льду, подросток все постепенно вспоминал. 

Спустя годы, после переезда с родителями в Приамурье, Анатолий Курышов узнал о присвоении ему ордена Красной Звезды, впервые увидел свою орденскую книжку за номером 806357, подписанную секретарем Верховного Совета СССР. Об этой запоздалой награде узнал и Герой Советского Союза Павлов, считавший мальчика погибшим, много лет переживая горькую утрату.

---