Макрон решил стать главным националистом Европы

Президент Франции поверг в шок Берлин и Брюссель, сделав неожиданный подарок европейским националистам и евроскептикам. Если Данию и Нидерланды удалось «переубедить хотя бы наполовину», то Париж остался непреклонен и заблокировал для Албании и Македонии дальнейшие шаги по вступлению в ЕС. Но почему? Что должно было произойти, чтобы Эммануэль Макрон стал вести себя, как Марин Ле Пен? 

Главы государств и правительств Евросоюза шесть часов рвали глотки на Совете ЕС, но главный вопрос их встречи решен так и не был: Албания и Северная Македония не получили разрешение на проведение переговоров о присоединении к «единой европейской семье». 

Демарш трех стран во главе с Парижем откровенно удивил евробюрократию, в первую очередь потому, что официальный старт переговоров по вступлению той или иной страны в ЕС не гарантирует этой стране вступления в ЕС. Он вообще ничего не гарантирует. Турция, например, имеет статус кандидата в члены Евросоюза с 1999 года, а переговоры с ней идут почти 15 лет – с 2005-го. Никаких предпосылок к тому, что они закончатся успехом хоть когда-нибудь, не просматривается.

Но сперва об актуальных кандидатах – Албании (этот статус у нее с 2014-го) и Северной Македонии (с 2005-го). В плане переговоров они отнюдь не случайно идут парой – албанцы для македонцев, считай, что второе правительство. 

В свое время Евросоюз пролоббировал колоссальную степень автономии для албанского меньшинства (порядка четверти населения Македонии), что македонские патриоты и националисты посчитали капитуляцией (привет от «формулы Штайнмайера»). По сути, это действительно было капитуляцией: своей «автономии» албанские регионы добились явочным порядком, начав «жить по своим законам» в ущерб македонским. В начале нулевых годов дело дошло до небольшой войны, которая неоднократно обещала повториться. 
{banner_vnutri_news}
Если кто-то хочет посмотреть на албанский национализм, то ехать нужно именно в Македонию. Над каждым албанским селом там алеют красные стяги с черным орлом, чего гораздо меньше и в самой Албании, и в Косово (поскольку косоварским органам власти это прямо запрещает навязанная тем же Брюсселем конституция). 

Более того, по общему количеству мечетей некоторые крупные македонские села могут превосходить стотысячные города в приморской части албанского национального государства. 

Сейчас страной руководит коалиция из местных либералов и албанских националистов (в частности, албанец является спикером парламента), созданная на идее ускоренного вступления в ЕС и НАТО. Ради этого страну даже переименовали из Македонии в Северную Македонию (на чем настояли ревнующие к наследию Александра Великого Афины), сломав через колено и македонских патриотов, и македонское законодательство. 

Такая спешка была связана в том числе и с тем, что коллективный Запад заметно активизировался на Балканах после 2014 года, видя в них арену для противостояния с Россией. Более значимой задачей в этом смысле представлялось расширение НАТО (в случае с Албанией ее уже выполнили, в случае с Северной Македонией скоро выполнят), а членство в ЕС шло по разряду неофициальной «заманухи» – сперва это, потом то. Подход к двум государствам как к единому кейсу, с одной стороны, мотивировал албанцев, с другой – был подстраховкой на случай нового витка албанского ирредентизма и возобновления войны. 

При этом всем и каждому было понятно, что ни Тирана, ни Скопье к вступлению в ЕС не готовы – и не будут готовы еще очень и очень долго. Большинство наиболее болезненных проблем у этих государств тоже общие: зашкаливающий уровень коррупции, наркоторговля, контрабанда, бедность, в случае с Албанией еще и крайне влиятельная оргпреступность с филиалами по всей Южной Европе. 

Посему предполагалось запустить процесс переговоров, тем самым как бы выполнить часть данных прежде обещаний (данных в первую очередь Македонии), но ничего не менять по сути. Ведь сторонам предстояло согласовать 30 значительных по объему блоков – это надолго, если не навсегда, а «дать заднюю» можно в любой момент. 

Но Дания, Нидерланды и Франция неожиданно пошли на демарш, и больше всех от этого расстроилась Болгария, поскольку представляла себя эдаким вершителем судеб. Официальная София неоднократно намекала Скопье, что македонцы должны пойти с болгарами на компромиссы по «историческим противоречиям» – и только это откроет им двери в «единую европейскую семью».

Тут надо понимать, что, с точки зрения болгарских националистов, македонского языка не существует, а македонцы – это такие испорченные болгары. Македонцы, как нация, действительно сформировались уже в социалистической Югославии, а до того называли себя «местными православными». Однако главный толчок к появлению у них национального самосознания обеспечили как раз-таки болгары: будучи союзниками Гитлера, они аннексировали Македонию, запретили преподавание в школах на македонском языке – и неожиданно для себя столкнулись с партизанщиной. 

Неудивительно, что победа над болгарами и всем болгарским для македонцев теперь – важная часть национальной героики. Неудивительно и то, что болгары на это, мягко говоря, обижаются и пытаются шантажировать Скопье. Примерно по такому же принципу польские националисты действуют в отношении Украины: с Бандерой, мол, вы в ЕС не войдете. 

И вдруг этакая подстава. Оказывается, главные в ЕС отнюдь не болгары – и про это теперь вся Македония в курсе.

Пока в Софии приходили в себя, слово взял премьер-министр Италии Джузеппе Конте, назвав неуступчивость тройки во главе с Парижем «исторической ошибкой», которая «дестабилизирует положение в регионе». Это, кстати говоря, тот самый Конте, который возглавлял «правительство друзей Путина» – самое скептическое в отношении ЕС в «старой Европе». 

Проработало оно, впрочем, недолго: партия «Лига Севера», где евроскептики были позабористее, а пророссийские настроения более явными, спровоцировала распад коалиции, надеясь, что это приведет к досрочным выборам, которые улучшат ее результаты. Однако просчиталась: Конте собрал второе правительство, взяв в нее проевропейскую Демократическую партию, и вот теперь поругивает Париж за помехи для Албании на пути евроинтеграции. 

Можно предположить, что Риму в этом смысле интересна именно Албания, как не чужая для него страна и один из последних осколков былого имперского величия «а-ля Муссолини». 

В общем, даже вчерашние евроскептики выступили за – но Амстердам, Копенгаген и Париж почему-то против. А почему? Ведь у власти там сейчас отнюдь не националисты. 

Рассмотрим все три кейса по отдельности. 

В Дании значительное влияние сохраняет Датская народная партия, которую иногда называют крайне правой и чуть ли не фашистской. Сейчас она находится в оппозиции, а по итогам последних выборов хотя и заняла привычное для нее третье место, но потеряла больше половины своих кресел в парламенте. Правящие социал-демократы такие перемены ценят и стараются действовать крайне осторожно, чтобы закрепить результат. 

Дело в том, что ДНП выступает с резко антиисламских позиций. На протяжении долгих лет, не входя в правительство напрямую, она обеспечивала жизнеспособность правых коалиций в парламенте, требуя взамен ужесточения миграционного законодательства (в Дании оно – самое строгое в ЕС, за что Копенгаген регулярно критикуют из Брюсселя). То есть социал-демократы опасаются, что их участие в приглашении мусульманской Албании в ЕС спровоцирует новый взлет популярности ДНП. 

В Нидерландах свой аналог ДНП – Партия свободы, которая на последних выборах заняла второе место с 13% голосов в условиях, когда ей предсказывали триумф. При этом правящие элиты убедились, что известные своей толерантностью голландцы, с Бенилюкса которых в свое время и началась реализация идеи «единой европейской семьи», дальнейшее расширение ЕС оценивают весьма скептически. Наглядное доказательство этому – результаты референдума 2016 года, когда 61,5% населения сказали нет ассоциации ЕС и Украины, воспринимая создание этой ассоциации как приглашение Киева в Евросоюз.

Примечательно вот что: и Дания, и Нидерланды проявили принципиальность только в отношении мусульманской Албании, дав добро на начало переговоров с Северной Македонией и рассудив, наверное, тем образом, что страна это маленькая, среднему европейцу неизвестная, а потому шума их решение не вызовет и «хуже не будет». Франция – единственная, кто заблокировал путь в ЕС для обеих. 

Учитывая, что Эммануэль Макрон избирался президентом как кандидат проевропейских и глобалистских сил, это вызывает особое удивление. Как говаривали советские учителя, «что-что, а от вашего мальчика мы не ожидали». 

Макрону нужно отдать должное – он оказался гибким и амбициозным президентом. В типичном евробюрократе вдруг проснулся голлист, желающий вернуть Франции ведущее положение в мире. В условиях кризиса в ЕС и резкого падения влияния канцлера ФРГ Ангелы Меркель, Париж стал претендовать одновременно на роль ведущей страны Евросоюза и отдельного международного игрока. 

Макрон для этого использует широкий инструментарий – от остро популярной борьбы с изменением климата до педалирования темы реформ внутри ЕС. Отдельной строкой идет его внешнеполитическая гиперактивность – и в Донбассе, и в Африке, и на российском направлении. Он даже предложил Европе новое геополитическое видение – значительно более консервативное и даже «промосковское», чем можно было бы от него ожидать. 

Что им движет – вопрос открытый. Скорее всего, совокупность факторов: тут и французская ностальгия по былому величию, и страх перед усилением националистов Марин Ле Пен, и раздутое эго самого Макрона. 

В любом случае виза на приглашении в ЕС для Албании и Северной Македонии вредит и его задачам, и его новому имиджу главного конкурента Берлина в вопросах влияния на континенте. 

Даже если в конце концов он уступит давлению, то обязательно выторгует что-то взамен и в очередной раз напомнит, что Франция – это не приложение к брюссельской бюрократии, а великая держава.