Перемен – не требуют наши сердца

Моя прабабушка, которая дожила до девяноста восьми, говорила привычное: «Только б не было войны». Я, доживший до пятидесяти (всего половина прабабушкиного срока), говорю: «Только б ничего не рухнуло». 

Когда время течет привычно, патриархально, ты не успеваешь принципиально поменяться: был мальчиком, бегал с сачком, потом вырос, отслужил, отучился, пошел работать, женился, дети, работа, курорт летом, снова работа, пенсия, пенсия, смерть. Но ты тот же: пусть ты постарел и отяжелел, но ты знаешь о жизни всё то же, что зналb твой отец и дед. Мир не поменялся так стремительно. Ты не устарел. А теперь мир обвалился и продолжает обваливаться каждые десять лет. Не хочу. 

Меня тут спросили однажды в фб-комментариях: «А в какой период в 20 веке вы бы хотели жить?» Я подумал немного и сказал: «В 70-е годы». «В 70?» – удивились. «Да. Но не ребенком, которым я был тогда, а взрослым. Чтобы мне было где-то 20 с копейками лет. Чтобы я знал, пусть и скучая, что всё это навсегда, что никогда это всё не кончится. А может быть, я бы и не скучал вовсе». В общем, я бы хотел жить в застойные годы советского времени. Когда почти ничего не меняется. Когда всё идет своим чередом, круг повторяет круг.

Есть у ныне покойного поэта-концептуалиста Всеволода Некрасова одно  стихотворение. Всего пять строчек. С пробелами. 

Первое мая

Потом 
Черное море 

Потом опять 
Первое мая 

Ни точек, ни запятых, ни других знаков препинания. Вот так бы я и хотел жить. 

Но вот печаль: сейчас написал это «в 70-е, когда мне было бы двадцать с копейками» и привычно подсчитал: в девяностые мне, значит, было бы сорок с хвостиком. И значит, на меня бы уже обрушилось всё то, что обрушилось на моего папу: лихие, темные девяностые, ветер свободы (говорю без всякой иронии), развал страны, закрывающиеся предприятия, открывающиеся торговые точки, прочий мрак. Тогда переиграем.

Я хотел бы жить в 70-ые и умереть в 29 лет. Как это сделала моя мама. Но жить в спокойном, застойном времени, не ведая, что за страшная гидра дышит под тонкой землей. Жить, ни о чем не думая и ничего не боясь. 

… Когда-то, давным-давно, когда время такое и было, одна женщина, сидя на анапском пляже, сняла из-за набившегося в него песка обручальное кольцо и, вертя в руках, заметила, что по кольцу бежит муравей. 

– Смотрите, – сказала она нам (и мы посмотрели). – Вот бежит муравей. Он думает, что бежит по широкой дороге из сколького желтого металла. Он бежит по ней, иногда сворачивая на обратную сторону, даже не подозревая, что совершил такой сложный трюк, а за ним в этот момент кто-то наблюдает. Муравей опять переваливается через забор ребра, выбирается на внешнюю поверхность кольца и снова продолжает свой бег. Муравей даже не в силах осознать, что это вовсе не дорога куда-то, а бесконечный тупик. Вот так же и мы не можем вместить в нашу маленькую голову Бога или судьбу. Мы просто не в состоянии их понять. 

Это я всё к чему? Мир так меняется, так огромен, а мы всё бежим по внешней стороне кольца. И говорим на своем муравьином: «Только бы ничего не рухнуло». И я это сейчас без всякого поучения пишу. Я сам такой же муравей. Как и вы. И нас нельзя за это упрекнуть. Мир слишком много раз менялся на нашем веку – мы успели устать от изменений. 

Доживу до 90 (нет уж, пожалуйста, не надо), скажу: «Только б не было войны».