Орден Победы. Семен Тимошенко

 

Подвигов и событий в биографии Семена Константиновича Тимошенко столько, что с лихвой хватило бы на десяток жизней. Но в отличие от большинства военачальников СССР он не оставил каких-то воспоминаний, хотя многие литераторы, в том числе именитые, готовы были помочь ему в подготовке мемуаров. 

Свой отказ маршал Тимошенко объяснял коротко и просто: всю правду не опубликуют, а полуправды он не хочет.

Участие в Брусиловском прорыве, три ранения и три солдатских Георгиевских креста за Первую мировую, участие в обороне Царицына в 1918-м, где будущий маршал познакомился со Сталиным, поездка в Италию наблюдателем и знакомство с Муссолини, прорыв линии Маннергейма – уже к началу Великой Отечественной Тимошенко показал себя человеком незаурядным и талантливым. В войну же его полководческий дар раскрылся максимально. Маршал Тимошенко был удостоен ордена Победы в июне 1945 года.

Всю жизнь он был неравнодушен к оружию. Как вспоминает внук полководца Александр, с трехмесячного возраста живший несколько лет в семье деда в Минске, детскими игрушками в доме были пистолеты и винтовки. Мальчик раньше научился передергивать затвор, чем произнес слово «мама», шутили родные. Оружия в избытке и на даче в Архангельском, что для внуков маршала было счастьем. Семен Константинович не просто давал мальчишкам поиграть с винтовками, а учил правильно обращаться с ними, метко стрелять, держать в порядке и регулярно чистить. 

«Мне трудно судить, как складывались его отношения со взрослыми, но что касается меня и моих двоюродных братьев – в отношении нас характер дедушки был золотой. Он нам многое прощал и спускал на тормозах, причем такое, за что и подзатыльника мало. В шкафах было полно карабинов, ружей, а у нас еще тогда не особо хватало ума с ними правильно обращаться. Помню, чуть не убил кого-то – пуля пробила через забор, а там шел человек. Обошлось, но дед на неделю запретил мне брать патроны… Он, конечно, своеобразно относился к подобным эпизодам. Брат из дробовика как-то разбил целую секцию парника на даче рядом. Пришел сосед, маршал Иван Степанович Конев, увидел нас с братом за чисткой оружия, хмыкнул и отправился к деду. О чем говорили, не знаю, но брата отлучили от патронов на две недели. Но по большому счету интерес наш к оружию дед приветствовал – специально уводил в укромные места, где можно было стрелять безопасно. 

Еще с Гражданской он очень любил лошадей и был великолепным наездником. В Минске, когда командовал Белорусским военным округом, была конюшня. Сам я не помню, но есть фотография, где я, совсем еще маленький, верхом на белой лошади. Причем еду сам, без поддержки – дед потом рассказал, что лошадь была спокойная и понимающая и если я начинал сползать, сама помогала мне не свалиться. Были, говорят, лошади и на первой московской даче Семена Константиновича – раньше она принадлежала наркому Ежову. Там – своя конюшня, стрельбище, но я даже не помню, доводилось на той даче бывать или нет. 

Дед никогда не рассказывал про войну – не помню вообще ни одного такого эпизода. Из его историй почему-то запомнилось, как они с дядей перевернулись на лодке в дунайских плавнях, где он родился и рос. До берега – несколько километров, причем вода кишела змеями. Они не кусали, но руки на них постоянно натыкались, было противно. Деду тогда удалось выплыть, а дядя его утонул…»