ВЛ / Статьи

Семь зеленых тетрадей. Дневники деда

+1
18-02-2017, 06:00...
1 652

Семь зеленых тетрадей. Дневники деда

В моей семье хранится семь зеленых, немного выцветших от времени, тетрадей в клеточку. На обложке каждой надпись: «Хлыстун Н.В. Мои воспоминания из фронтовой жизни. Для себя». И нумерация - с первой по седьмую. 

Эти тетради принадлежали деду моего мужа, Николаю Васильевичу Хлыстуну. Он пришел на войну в 1943 году, но там дневников не вел и воспоминания свои записал незадолго до смерти. Первая тетрадь открывается такими словами: «Прошло уже более 39 лет, а я, как сейчас, помню этот день, первый день войны…»

Записи деда Коли не претендуют на какую-то особенную литературность. Целей таких он перед собой не ставил – хотел только, чтобы внуки помнили, что ему и его товарищам, пришлось пройти. Но в то же время, воспоминания Николая Васильевича очень искренние и в этом их главная ценность. Живым деда Колю увидеть мне не довелось, но, судя по рассказам близких, был он человеком сдержанным, цельным и старался все переживания держать в себе. 

Это видно и по тетрадям. В большинстве своем там содержатся перечисление боев, единиц техники и маршрутов движения наших войск. Но среди сухих фактов попадаются и небольшие отступления. Иногда лирические, иногда философские. Некоторые из них я и приведу дословно. 

Но вначале небольшая справка.

Хлыстун Николай Васильевич (1923 г.р.) Место рождения: Казахская ССР, Актюбинская обл., Новороссийский р-н, г. Новороссийск. Гв. Сержант. 

Перечень наград: 

27.06.1944 Медаль «За боевые заслуги» 
11.10.1944 Орден Красной Звезды 
01.12.1944 Медаль «За отвагу» 
16.02.1945 Орден Славы III степени 
28.04.1945 Медаль «За отвагу» 


Выдержки из зеленых тетрадей 

"Было воскресенье, 22 июня 1941 года. Вся наша семья находилась в городе Актюбинске. Сегодня наш отец - Василий Николаевич и мать - Ксения Терентьевна, как часто бывало, ушли на рынок. А мы, я и два брата - Анатолий и Валентин - и наши товарищи, устроили игру с волейбол... 

Вдруг из соседней квартиры нашего дома вышла мать Дмитриева (одного из игроков) и что-то громко нам стала говорить. По ее виду мы сразу поняли, что у них какое-то несчастье. Но она показывала на открытое окно и просила подойти послушать. Из динамиков был слышен голос нового диктора, который мы потом узнали и полюбили, он сообщал о том, что началась война. Большая война. 

Это сообщение мы не сразу поняли. Мы в детстве часто устраивали игру в войну. Помню, соседка по участку говорила, что эта игра ничего хорошего не предрекает. Еще помню, что многие старухи и старики ночью видели кроваво-красные полосы на западной части неба и говорили, что это предупреждение Бога о большой кровопролитной войне. Мы тогда в бабкины предсказания не верили. А вот сегодня все сразу вспомнилось... Нам не верилось, что есть такая сила, которая может нас покорить…" 

* * * 

"Был июнь 1943 года. Наш полк (96 стрелковая дивизия, 331 полк, 1-й батальон, 1-ая рота, 3-ий взвод) располагался недалеко от села Ясная Поляна (Л.Н.Толстого). Солдаты и младший комсостав размещались на гумне, где хранилась солома. В ней мы и спали. Кормили нас в основном консервами. 

Недалеко от Ясной Поляны мы строили учебные сооружения на случай обороны. Недалеко был небольшой лесок. В нем росло много земляники. Запах ее напоминал мне нашу, казахстанскую землянику. Собирая ее, словно возвращаешься в юность, в детство, забываешь, что рядом идет тяжелая освободительная война. И что ты принимаешь в ней непосредственное участие…" 

* * *

"Мы шли на Запад. Дорога, по которой двигалась наша автоколонна, называлась большаком. Через каждые 45-50 минут останавливались на привал. 10-15 минут. На привале все старались сидеть. Разговоры вели на разные темы: меньше о войне, больше о доме, о работе, о друзьях. Находились и любители рассказать отрывки их книг русских и советских писателей. Были также и анекдоты и любовные темы. Почти никто из нас не говорил о страхе смерти. Говорили больше о жизни, о желаниях послевоенных. 

Привал заканчивался быстро и по команде: «Марш!» мы снова вставали в колонны. В движении разговор не прекращали, и каждый продолжал мысленно свои воспоминания. Я думал о своем селе, где родился, о родителях и родственниках. Вспоминал школу и военное училище, где прошел первые азы военной науки. Какая же была строгая дисциплина! Жалею, что не дали окончить это училище. Каких-то 10-15 дней оставалось до госэкзаменов. Нас по тревоге подняли в феврале 1943 года. Быстро одели в солдатское и отправили в город Саратов железной дорогой. Провожали нас на станции Актюбинск родители. 
Самое тяжелое было расставание с матерью, когда тронулся поезд. Все провожавшие стразу стали плакать все громче и громче. И бежать рядом с вагоном. Большой комок подошел к моему горлу. Я не мог ничего говорить. Последний раз взглянул в сторону матери и всех бегущих и ничего больше не видел. Слезы хлынули из глаз…" 

* * * 

"Было 23 июля 1943 года. День выдался пасмурный. Окопчик мне попался круглый, для одного человека. Деревню из него не было видно, не была видна и наша церковь. В прошлом бою было убито и ранено много солдат. И настроение у меня было неважное. Какая-то неопределенность. Я ожидал совсем другого боя. А вчера было что-то непонятное. Сегодня мы должны показать себя в бою, как подобает воинам-освободителям. Было нам сделано замечание, что при наступлении вчерашнем не все солдаты стреляли. Это же настоящий бой. И надо обязательно стрелять, даже если не видишь цели. 
Сегодня будет наступать весь наш 331-й стрелковый полк 96-й дивизии. Начало наступления известила ракета. 

Все быстро выбрались из своих окопов и пошли вперед, держа винтовки и автоматы наперевес. Шли быстро. Вот теперь я увидел, как много нас в полку. Вся опушка была заполнена шеренгами. 2-З тысячи человек. Шли несколько километров и вскоре оказались в посевах пшеницы. Урожай уже поспевал. 

Помня утреннее замечание, мы стали стрелять в сторону деревни, хотя никого из противника мы не видели пока. На нашу стрельбу немец ответил стрельбой из пулеметов, а затем минометов. Причем, миномет стрелял не одиночными минами, а серией... Убитые и раненые солдаты падали, а оставшиеся продолжали наступление. Поступила команда залечь и приготовиться к атаке. 

Я лежал среди посева пшеницы, и от пулеметной стрельбы противника сыпались колосья. Я начал нервничать. Подбирал колосья пшеницы и жевал их. Зерна были еще мягкими. Образовывалось тесто, и я его глотал. 

Поступило сообщение по цепи, что с левого фланга заходят к нам однополчане. Недалеко от меня слева стоял станковый пулемет, но он не стрелял. Пулеметчик был тяжело ранен. Недалеко от меня впереди и справа рвались снаряды миномета. 

Почему задерживают команду начала атаки? Вдруг меня чем-то тяжелым, но острым ударило по правой стороне головы. Некоторое время я не терял сознание. «Если нет половины головы, значит мне конец!» - подумал я. 

Глаза были закрыты. Я лежал на груди. Попробовал язык. Шевелится. Коснулся правой щеки. Значит, лицо есть. Попробовал открыть глаз - получилось. Ура! Значит, живой. Каска спасла меня от смерти. 
Теплая жидкость текла по правой щеке. Это была моя кровь. Я достал из левого кармашка гимнастерки пакет проложил между щекой и ремнем каски. Ждал начала атаки. Минометный и пулеметный обстрел не прекращался. Вдруг, снова удар. Только не в голову, а в локтевую часть левой руки. Кисть, предплечье и плечевая часть руки были отброшены назад. Рана кровоточила... 

Ко мне подполз солдат товарищ Иркаев и сказал, что я сильно ранен. И он будет сопровождать меня до санитаров. Я дал согласие и передал ему свой автомат. Двигались мы ползком обратно к лесу, было трудно, так как левая рука не помогала мне. Я вспомнил Чапаева, как он плыл через Урал, работая одной рукой..."

* * * 

"Я пролежал в госпитале немногим больше месяца, X затем был отправлен в запасной полк в городе Гжацке. Меня записали артиллеристом, а потом, когда узнали, что я шофер, взяли в самую маленькую команду. А затем направили в Москву для получения на заводе автомобилей «ЗИС». 

... Новую часть нашу называли 195 Краснознаменный артиллерийский полк 91 стрелковой дивизии, 39 армии Третьего Белорусского фронта. 
Постоянная напряженность, неизвестность, ожидание чего-то, что может случиться каждую минуту, длилась до самого конца войны. Правда, когда шел жаркий бой, об этом на время забываешь. Конечно, немного привыкаешь или думаешь, что привык к этому состоянию. Особенно это я стал ощущать это после возвращения на фронт из госпиталя. Стреляный воробей. Есть опыт, но есть и страх. Этот страх необходимо все время побеждать с помощью осознания того, что мы ведем освободительную войну, справедливую, священную. Что наш противник гитлеровский фашист должен быть повержен. Он принес нашей стране, нашим людям неисчислимые бедствия. И мы должны будем обязательно его победить как можно скорее. Вот эта вера в правоту своего дела всегда поднимала наш дух. В самые трудные моменты я вспоминал слова песни: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет» и мне это помогало идти вперед и не сдаваться…" 






  • Яндекс.Метрика

  • Нам пишут Статьи разные Наши Партнеры
    Главная Контакты RSS
    Все публикуемые материалы принадлежат их владельцам. Использование любых материалов, размещённых на сайте, разрешается при условии размещения кликабильной ссылки на наш сайт.

Регистрация