ВЛ / Статьи
Зачем же так врать?
8-09-2016, 02:00...
1 174
Празднование 70-летия Победы в прошлом году прошло с огоньком и массированным побиванием ревизионистов. Результат, можно сказать, налицо. Сейчас, год с лишним спустя, найти их труды оказалось не столь просто, как раньше. К примеру, в книжном магазине «Библио-глобус» все еще стоят книги Виктора Суворова (хотя некоторые вражеские голоса из-за границы утверждали, что их якобы изъяли отовсюду), но теперь они занимают вместо двух полок только одну. Трудов его сторонников, особенно новых, не видно, кроме книги Марка Солонина, изданной, по-моему, еще в 2014 году. Да и в Интернете их голоса заметно поутихли.
Впрочем, под влиянием некоторой ностальгии по предельно свободным дискуссиям середины 2000-х годов, мне вспомнился один особо стойкий сторонник Виктора Суворова. Это, конечно же, Дмитрий Хмельницкий. Он все еще в строю и прежней своей линии не изменил, хотя активности поубавилось и у него. Значит, не находит больше воодушевленного внимания его настойчивая агитация.
18 мая 2016 года в интернет-журнале «Гефтер» появилась большая статья-дискуссия «Профессиональный спор или историческая публицистика?». Затравкой к ней послужили 15 тезисов Дмитрия Хмельницкого о советской победе над Германией.
Впрочем, под влиянием некоторой ностальгии по предельно свободным дискуссиям середины 2000-х годов, мне вспомнился один особо стойкий сторонник Виктора Суворова. Это, конечно же, Дмитрий Хмельницкий. Он все еще в строю и прежней своей линии не изменил, хотя активности поубавилось и у него. Значит, не находит больше воодушевленного внимания его настойчивая агитация.
18 мая 2016 года в интернет-журнале «Гефтер» появилась большая статья-дискуссия «Профессиональный спор или историческая публицистика?». Затравкой к ней послужили 15 тезисов Дмитрия Хмельницкого о советской победе над Германией.
Тезисы эти, конечно, выдержаны в рафинированно ревизионистском духе. Если кратко сформулировать суть ревизионизма, то, пожалуй, лучше, чем у Хмельницкого, не найдешь.
Итак:
1. У советской победы во Второй мировой войне была длинная тяжелая предыстория и не менее длинная цепь трагических последствий.
2. Сталин начал готовить СССР к мировой войне в начале 1927 года.
3. Сталинская индустриализация имела исключительно военный смысл.
4. Подготовка к войне потребовала в мирное время не намного меньше жертв среди советского населения, чем сама война.
5. Внешней военной угрозы для СССР вплоть до заключения пакта Молотова – Риббентропа не существовало.
6. Главными «вероятными противниками» СССР в 30-е годы были непосредственные соседи — Польша, прибалтийские страны, Румыния…
7. Во внутрисоветской пропаганде 30-х годов нацистская Германия никак не выделялась в худшую сторону среди «буржуазных» стран.
8. Первые попытки Сталина вступить с Германией в военный союз против западных стран датируются 1935 годом.
9. Пакт Молотова – Риббентропа 1939 года имел для обоих партнеров разный смысл.
10. Нападение Германии на СССР было вынужденной попыткой действий в патовой ситуации.
11. По общему количеству жертв государственного террора и военных преступлений Советский Союз далеко опередил нацистскую Германию.
12. Обращение советского руководства с собственными солдатами не сильно отличалось от обращения с заключенными.
13. Термин «освободители» к военнослужащим РККА не подходит категорически.
14. Окончание военных действий на европейском театре Второй мировой войны 8 мая 1945 года одновременно фиксирует и формальное начало массового советского террора на оккупированных СССР территориях.
15. Разгром нацистской Германии с разделом Европы на сферы влияния СССР и западных союзников не означал, что предвоенные агрессивные планы Сталина перестали быть актуальными.
Каждый тезис был снабжен разъяснением. После тезисов идет не менее объемный спор в комментариях, в котором видно, что даже весьма благожелательно относящиеся к Хмельницкому оппоненты Леонид Люкс и Михаил Немцев сочли его тезисы спорными. Академической дискуссии не вышло, поскольку Хмельницкий остался совершенно глух к своим оппонентам и их доводам, которые вполне ясно показывали надуманность и откровенную ненаучность его тезисов.
Такое в спорах с Хмельницким происходило и раньше. Всякий раз, когда он сталкивался с опровержением своих утверждений, он просто делался глухим и снова заводил свою пластинку про «превентивное нападение Гитлера» или там, про «колоссальные жертвы».
Все это живо напоминает главный лозунг всех сторонников Виктора Суворова: «В главном-то он прав!».
Что касается Виктора Суворова или Марка Солонина, опровержение каждого, отдельно взятого, тезиса ничего не дает. Надо искать и разбивать главную мысль, из которой все тезисы вытекают. Эту главную мысль того или иного ревизиониста я в своих книгах называл метатезисом. К примеру, метатезис Виктора Суворова: «Коммунизм — это рабство», у Марка Солонина: «Советский народ — трус». Но у Дмитрия Хмельницкого метатезис какой-то другой.
Рассматривая тезисы Хмельницкого и пояснения к ним, нельзя не задаться вопросом: зачем же так врать? Ведь уже доказано, что индустриализация и коллективизация привели не только к необычайному военному усилению Советского Союза, но и к значительному росту уровня жизни, улучшению быта и открытию небывалых возможностей для самых простых людей по сравнению с предшествующими временами. Доказано, что планы нападения на СССР Гитлер вынашивал давно, еще до прихода к власти, а после прихода к власти немедленно приступил к их реализации. Доказано и то, что Красная армия в июне 1941 года не могла напасть на Германию, что немецкая армия сформировала мощные, концентрированные наступательные группировки, которых у Красной армии на западной границе и близко не было. Доказано и то, что никакого массового мародерства и изнасилований в освобожденных Красной армией странах не было, и быть не могло по целому ряду причин и так далее.
Хмельницкий об этом, безусловно, знает, но остается ко всем этим доводам глухим. Если предположить, что он пытался дать какое-то другое объяснение известным историческим фактам, то надо признать, что эта попытка оказалась полностью неудачной, на что ему оппоненты в дискуссии в журнале «Гефтер» и указали. И тут Хмельницкий снова впал в глухоту.
Стало быть, цели у него другие, вовсе не касающиеся поисков исторической правды. Какие же у него могут быть цели? Во-первых, эти тезисы Хмельницкого, как и другие его публикации, представляют собой не столько выражение его позиции, сколько лакмусовую бумажку. Хмельницкий требует полного согласия со своими утверждениями и тезисами, а с теми, кто хоть в чем-то сомневается, дискутировать явно не желает. Он лишь старается выявить людей, полностью согласных с ним.
Во-вторых, тут явно присутствует метатезис, с которым его сторонники должны полностью и без изъятия согласиться. Но какой? Прямо он его не формулирует, больше подразумевает.
Но из вышеприведенных тезисов Хмельницкого, если рассматривать их целиком, становится ясно, что он имеет в виду. Победа, и все, что с ней связано — это стыдно.
Это сформулировано в первом же тезисе: «У советской победы во Второй мировой войне была длинная тяжелая предыстория и не менее длинная цепь трагических последствий». Последующие тезисы эту мысль только усиливают и развивают.
Однако только этим утверждением метатезис Хмельницкого не исчерпывается. Если бы дело состояло только в том, чтобы стыдиться победы, то к его услугам был бы широкий набор тезисов, известных еще с доклада Хрущева ХХ съезду, вроде того, что страна к обороне была не готова, Сталин допустил просчеты и так далее. Для этого вовсе не требовалось прибегать к рискованным утверждениям (впрочем, Хмельницкий, живущий в Германии, особого риска не ощущает) про Гитлера, якобы ставшего жертвой «сталинской агрессии» и «вынужденного напасть». Было бы достаточно вещать про неготовность, подпускать слезу и оплакивать необоснованные потери.
Но нет, Хмельницкий идет дальше и пытается вызвать стыд за индустриализацию, якобы чисто военную по характеру и обошедшуюся большими жертвами. Это, правда, нисколько не мешало ему также отстаивать тезис, что и сама эта индустриализация была бы совершенно невозможной без американской помощи. И он утверждал, что все заводы и фабрики были построены ими, и чуть ли не привезены готовыми из-за океана. В его изображении советской истории выходит, что будто бы в СССР ничего сами сделать не могли, но при этом Сталин жестоко эксплуатировал свой народ и готовил грандиозное злодейство с нападением на Германию и даже мог его осуществить, если бы Гитлер «превентивно» не напал. Принять такую точку зрения никакой здравомыслящий человек не может из-за содержащегося в ней противоречия. Тут Хмельницкому стоило бы выбрать что-то одно. Либо СССР был ни на что не способной без внешней помощи страной (и тогда ему следует отбросить тезис о подготовке агрессии). Либо же СССР готовил агрессию любой ценой (и тогда нужно отправить в корзину тезис о том, что индустриализация без иностранной помощи была бы невозможной). Но он такого выбора не делает, провозглашая противоречащие друг другу утверждения.
Но, в-третьих, в его метатезисе, наряду с лозунгом «Победа — это стыдно», есть еще один компонент, который разрешает вышеописанное противоречие.
Его можно сформулировать так: «Россия должна быть страной лапотной». Это, скажем так, идеал России для Хмельницкого: отсталая страна, полностью и во всем зависимая от западных демократий, не имеющая права на самостоятельную политику.
Тогда все становится на свои места и приобретает внутреннюю логику. Первое. Индустриализация у Хмельницкого есть нарушение исконного порядка вещей, когда Россия получает блага цивилизации только с Запада, оплачивая их втридорога сырьем и зерном. Напомню, что в этом состоял план Дауэса по выплате Германией репараций за Первую мировую войну. Американский банкир предложил, чтобы Германия продавала машины и индустриальные товары в СССР, а прибылью оплачивала бы репарации, то есть тяжесть платежей была бы переложена на советские плечи. Сталин от такой милости отказался и на XIV съезде партии в 1925 году провозгласил, что будет индустриализация, и сырьевым придатком Германии СССР не будет. Потому для Хмельницкого индустриализация — это, по одной версии, преступление (мол, огромные жертвы), а по другой – обман (мол, все заводы построили американцы). Смысл один и тот же: Россия не имеет права иметь свою промышленность, а должна ходить в лаптях (ну, кроме немногочисленных господ) и гнать зерно за границу.
Второе. СССР, равно как и Россия, не имеет права на свою политику, не имеет право на оборону и устранение внешних угроз. В этом смысл всех тезисов Хмельницкого про агрессивность Сталина и подготовки нападения на Германию, а в более широком смысле, нападения на весь западный мир. Потому-то он и отвергает очевидные доказательства того, что западные страны были угрозой существованию Советского Союза. Как господа на Западе решат, считает Хмельницкий, так и должно быть. Решили, что Советский Союз должна завоевать Германия, так нужно было покориться… Не зря Хмельницкий начинает превозносить коллаборационистов и перебежчиков.
Третье. То, что Красная армия освободила Восточную Европу от гитлеровцев — это тоже нарушение исконного порядка вещей. У «лапотной России» не может быть друзей и союзников в Европе, нужно подчиняться велению господ с Запада, платить и каяться, каяться и платить, сколько потребуют.
Стоит заметить, что никого так ревизионисты сильно не кусают, как Сталина. Не Хрущева, не Брежнева, не Андропова с Горбачевым. Эти руководители все же, хоть и потрясали «царь-бомбой» и прочими секретными изделиями, тем не менее, пытались дружить с Западом, подписывали с ним всякие договора по ограничению и сокращению, гнали на запад нефть и газ, даже поговаривали о конвергенции двух систем. Это, надо понимать, Хмельницким одобряется. Только Сталин всегда шел поперек западной политики, и его не удавалось ни мытьем, ни катаньем загнать в фарватер западной политической линии. Ничего не помогало: ни разрыв отношений, ни торговое эмбарго, ни вооруженное нападение, ни угроза применения ядерного оружия.
Даже круче того: Сталин заставил западных капиталистов себе помогать и в ходе индустриализации, и в ходе войны. Причины столь неизбывной ненависти Хмельницкого к Сталину вполне налицо.
Итак, тезисы Хмельницкого — это не научная позиция, и не попытка выстроить альтернативное объяснение истории, а продвижение целой политической программы: «Россия должна быть страной лапотной». Разумеется, тут Победа — как кость в горле, и без развенчания Победы согласия с этой программой нельзя добиться. Потому эти два компонента его метатезиса идут в тесной связке. Вот Хмельницкий и старается по мере своих сил. Думается, что он понимает, что с его метатезисом согласятся далеко не все, но все же надеется, что сторонников будет достаточно много, чтобы «закидать оппонентов шапками».
А спорить с Хмельницким действительно не о чем.
Итак:
1. У советской победы во Второй мировой войне была длинная тяжелая предыстория и не менее длинная цепь трагических последствий.
2. Сталин начал готовить СССР к мировой войне в начале 1927 года.
3. Сталинская индустриализация имела исключительно военный смысл.
4. Подготовка к войне потребовала в мирное время не намного меньше жертв среди советского населения, чем сама война.
5. Внешней военной угрозы для СССР вплоть до заключения пакта Молотова – Риббентропа не существовало.
6. Главными «вероятными противниками» СССР в 30-е годы были непосредственные соседи — Польша, прибалтийские страны, Румыния…
7. Во внутрисоветской пропаганде 30-х годов нацистская Германия никак не выделялась в худшую сторону среди «буржуазных» стран.
8. Первые попытки Сталина вступить с Германией в военный союз против западных стран датируются 1935 годом.
9. Пакт Молотова – Риббентропа 1939 года имел для обоих партнеров разный смысл.
10. Нападение Германии на СССР было вынужденной попыткой действий в патовой ситуации.
11. По общему количеству жертв государственного террора и военных преступлений Советский Союз далеко опередил нацистскую Германию.
12. Обращение советского руководства с собственными солдатами не сильно отличалось от обращения с заключенными.
13. Термин «освободители» к военнослужащим РККА не подходит категорически.
14. Окончание военных действий на европейском театре Второй мировой войны 8 мая 1945 года одновременно фиксирует и формальное начало массового советского террора на оккупированных СССР территориях.
15. Разгром нацистской Германии с разделом Европы на сферы влияния СССР и западных союзников не означал, что предвоенные агрессивные планы Сталина перестали быть актуальными.
Каждый тезис был снабжен разъяснением. После тезисов идет не менее объемный спор в комментариях, в котором видно, что даже весьма благожелательно относящиеся к Хмельницкому оппоненты Леонид Люкс и Михаил Немцев сочли его тезисы спорными. Академической дискуссии не вышло, поскольку Хмельницкий остался совершенно глух к своим оппонентам и их доводам, которые вполне ясно показывали надуманность и откровенную ненаучность его тезисов.
Такое в спорах с Хмельницким происходило и раньше. Всякий раз, когда он сталкивался с опровержением своих утверждений, он просто делался глухим и снова заводил свою пластинку про «превентивное нападение Гитлера» или там, про «колоссальные жертвы».
Все это живо напоминает главный лозунг всех сторонников Виктора Суворова: «В главном-то он прав!».
Что касается Виктора Суворова или Марка Солонина, опровержение каждого, отдельно взятого, тезиса ничего не дает. Надо искать и разбивать главную мысль, из которой все тезисы вытекают. Эту главную мысль того или иного ревизиониста я в своих книгах называл метатезисом. К примеру, метатезис Виктора Суворова: «Коммунизм — это рабство», у Марка Солонина: «Советский народ — трус». Но у Дмитрия Хмельницкого метатезис какой-то другой.
Рассматривая тезисы Хмельницкого и пояснения к ним, нельзя не задаться вопросом: зачем же так врать? Ведь уже доказано, что индустриализация и коллективизация привели не только к необычайному военному усилению Советского Союза, но и к значительному росту уровня жизни, улучшению быта и открытию небывалых возможностей для самых простых людей по сравнению с предшествующими временами. Доказано, что планы нападения на СССР Гитлер вынашивал давно, еще до прихода к власти, а после прихода к власти немедленно приступил к их реализации. Доказано и то, что Красная армия в июне 1941 года не могла напасть на Германию, что немецкая армия сформировала мощные, концентрированные наступательные группировки, которых у Красной армии на западной границе и близко не было. Доказано и то, что никакого массового мародерства и изнасилований в освобожденных Красной армией странах не было, и быть не могло по целому ряду причин и так далее.
Хмельницкий об этом, безусловно, знает, но остается ко всем этим доводам глухим. Если предположить, что он пытался дать какое-то другое объяснение известным историческим фактам, то надо признать, что эта попытка оказалась полностью неудачной, на что ему оппоненты в дискуссии в журнале «Гефтер» и указали. И тут Хмельницкий снова впал в глухоту.
Стало быть, цели у него другие, вовсе не касающиеся поисков исторической правды. Какие же у него могут быть цели? Во-первых, эти тезисы Хмельницкого, как и другие его публикации, представляют собой не столько выражение его позиции, сколько лакмусовую бумажку. Хмельницкий требует полного согласия со своими утверждениями и тезисами, а с теми, кто хоть в чем-то сомневается, дискутировать явно не желает. Он лишь старается выявить людей, полностью согласных с ним.
Во-вторых, тут явно присутствует метатезис, с которым его сторонники должны полностью и без изъятия согласиться. Но какой? Прямо он его не формулирует, больше подразумевает.
Но из вышеприведенных тезисов Хмельницкого, если рассматривать их целиком, становится ясно, что он имеет в виду. Победа, и все, что с ней связано — это стыдно.
Это сформулировано в первом же тезисе: «У советской победы во Второй мировой войне была длинная тяжелая предыстория и не менее длинная цепь трагических последствий». Последующие тезисы эту мысль только усиливают и развивают.
Однако только этим утверждением метатезис Хмельницкого не исчерпывается. Если бы дело состояло только в том, чтобы стыдиться победы, то к его услугам был бы широкий набор тезисов, известных еще с доклада Хрущева ХХ съезду, вроде того, что страна к обороне была не готова, Сталин допустил просчеты и так далее. Для этого вовсе не требовалось прибегать к рискованным утверждениям (впрочем, Хмельницкий, живущий в Германии, особого риска не ощущает) про Гитлера, якобы ставшего жертвой «сталинской агрессии» и «вынужденного напасть». Было бы достаточно вещать про неготовность, подпускать слезу и оплакивать необоснованные потери.
Но нет, Хмельницкий идет дальше и пытается вызвать стыд за индустриализацию, якобы чисто военную по характеру и обошедшуюся большими жертвами. Это, правда, нисколько не мешало ему также отстаивать тезис, что и сама эта индустриализация была бы совершенно невозможной без американской помощи. И он утверждал, что все заводы и фабрики были построены ими, и чуть ли не привезены готовыми из-за океана. В его изображении советской истории выходит, что будто бы в СССР ничего сами сделать не могли, но при этом Сталин жестоко эксплуатировал свой народ и готовил грандиозное злодейство с нападением на Германию и даже мог его осуществить, если бы Гитлер «превентивно» не напал. Принять такую точку зрения никакой здравомыслящий человек не может из-за содержащегося в ней противоречия. Тут Хмельницкому стоило бы выбрать что-то одно. Либо СССР был ни на что не способной без внешней помощи страной (и тогда ему следует отбросить тезис о подготовке агрессии). Либо же СССР готовил агрессию любой ценой (и тогда нужно отправить в корзину тезис о том, что индустриализация без иностранной помощи была бы невозможной). Но он такого выбора не делает, провозглашая противоречащие друг другу утверждения.
Но, в-третьих, в его метатезисе, наряду с лозунгом «Победа — это стыдно», есть еще один компонент, который разрешает вышеописанное противоречие.
Его можно сформулировать так: «Россия должна быть страной лапотной». Это, скажем так, идеал России для Хмельницкого: отсталая страна, полностью и во всем зависимая от западных демократий, не имеющая права на самостоятельную политику.
Тогда все становится на свои места и приобретает внутреннюю логику. Первое. Индустриализация у Хмельницкого есть нарушение исконного порядка вещей, когда Россия получает блага цивилизации только с Запада, оплачивая их втридорога сырьем и зерном. Напомню, что в этом состоял план Дауэса по выплате Германией репараций за Первую мировую войну. Американский банкир предложил, чтобы Германия продавала машины и индустриальные товары в СССР, а прибылью оплачивала бы репарации, то есть тяжесть платежей была бы переложена на советские плечи. Сталин от такой милости отказался и на XIV съезде партии в 1925 году провозгласил, что будет индустриализация, и сырьевым придатком Германии СССР не будет. Потому для Хмельницкого индустриализация — это, по одной версии, преступление (мол, огромные жертвы), а по другой – обман (мол, все заводы построили американцы). Смысл один и тот же: Россия не имеет права иметь свою промышленность, а должна ходить в лаптях (ну, кроме немногочисленных господ) и гнать зерно за границу.
Второе. СССР, равно как и Россия, не имеет права на свою политику, не имеет право на оборону и устранение внешних угроз. В этом смысл всех тезисов Хмельницкого про агрессивность Сталина и подготовки нападения на Германию, а в более широком смысле, нападения на весь западный мир. Потому-то он и отвергает очевидные доказательства того, что западные страны были угрозой существованию Советского Союза. Как господа на Западе решат, считает Хмельницкий, так и должно быть. Решили, что Советский Союз должна завоевать Германия, так нужно было покориться… Не зря Хмельницкий начинает превозносить коллаборационистов и перебежчиков.
Третье. То, что Красная армия освободила Восточную Европу от гитлеровцев — это тоже нарушение исконного порядка вещей. У «лапотной России» не может быть друзей и союзников в Европе, нужно подчиняться велению господ с Запада, платить и каяться, каяться и платить, сколько потребуют.
Стоит заметить, что никого так ревизионисты сильно не кусают, как Сталина. Не Хрущева, не Брежнева, не Андропова с Горбачевым. Эти руководители все же, хоть и потрясали «царь-бомбой» и прочими секретными изделиями, тем не менее, пытались дружить с Западом, подписывали с ним всякие договора по ограничению и сокращению, гнали на запад нефть и газ, даже поговаривали о конвергенции двух систем. Это, надо понимать, Хмельницким одобряется. Только Сталин всегда шел поперек западной политики, и его не удавалось ни мытьем, ни катаньем загнать в фарватер западной политической линии. Ничего не помогало: ни разрыв отношений, ни торговое эмбарго, ни вооруженное нападение, ни угроза применения ядерного оружия.
Даже круче того: Сталин заставил западных капиталистов себе помогать и в ходе индустриализации, и в ходе войны. Причины столь неизбывной ненависти Хмельницкого к Сталину вполне налицо.
Итак, тезисы Хмельницкого — это не научная позиция, и не попытка выстроить альтернативное объяснение истории, а продвижение целой политической программы: «Россия должна быть страной лапотной». Разумеется, тут Победа — как кость в горле, и без развенчания Победы согласия с этой программой нельзя добиться. Потому эти два компонента его метатезиса идут в тесной связке. Вот Хмельницкий и старается по мере своих сил. Думается, что он понимает, что с его метатезисом согласятся далеко не все, но все же надеется, что сторонников будет достаточно много, чтобы «закидать оппонентов шапками».
А спорить с Хмельницким действительно не о чем.