Затравленный волк литературы. 125 лет назад родился Михаил Булгаков

 

Чуть меньше полувека. А если быть точнее – 48 лет. Столько отмерила судьба Михаилу Булгакову – одному из самых загадочных писателей ХХ века. 

Он чем-то был похож на Гоголя: такой же беспощадный к себе, мечущийся. Свое самое известное произведение, «Мастер и Маргарита» он сжег, а после терзался своим поступком. Однако рукопись увидит свет. И о ней на протяжении долгих лет будут спорить читатели, ученые, критики. Точно также исчезнет и появится вновь и «Собачье сердце». Сначала рукопись, которая была в единственном экземпляре, изъяли во время обыска, а вернули только спустя два года. 

Булгаков прошел все, что можно пройти в те годы. И Первую мировую войну, и войну не менее страшную, – гражданскую. Даже после, когда воцарился мир, он все равно не мог найти себе покоя. Постоянно критиковал власть, при этом совершенно не считая себя ее врагом. Были и обыски в квартире, где он жил, и допрос в ОГПУ, после прочтения «Собачьего сердца». 

А между тем его бунтарство и склонность к мистике нравились самому Сталину. Да так, что однажды обронил «…здорово берет. Против шерсти берет! Это мне нравится!». И «Дни Турбиных» «отстоял» тоже Сталин, мол, «раз такие люди, как Турбины сдаются перед большевизмом, значит он непобедим, и, значит, пьеса Булгакова скорее приносит пользу, чем вред большевизму». И это при том, что сначала Сталин Булгакова считал «не нашим». 

Однако Булгаков умел отстаивать свою точку зрения. И после очередного письма Вождю, раздался звонок: Булгакову звонил Сам! После звонка опалы как и не бывало: и работу в театре нашли, и даже пьесу о молодом Сталине разрешили писать. Впрочем, после этого Булгаков и Сталин уже не общались, а «Батум», – та самая пьеса, – была все же запрещена. 

Он был действительно необыкновенным. Возможно, даже слишком: о его пристрастии к морфию, о любви к лакированной обуви с ярко-желтым верхом, и привычке носить монокль (ах, это ведь так не по-пролетарски) ходили легенды. Он был транжирой и мотом. Последние деньги мог спокойно потратить на шикарный ужин и поездку в такси. По его же словам, у него был отменный редактор – печь, которая враз ставила точку в раздумьях. 

Даже из жизни он ушел в Прощеное воскресенье. Он, который писал о чем-то совершенно потустороннем. Мистика..? Быть может. 

Да и на могиле его – камень, который до этого лежал на месте погребения Гоголя. Получилось почти так, как просил Булгаков, стоя у памятника Николая Васильевича «О, Учитель, укрой же меня полой своей чугунной шинели..»