Жил-был пёс...

 

Жил был пёс. Звали его Кадохин. Не спрашивайте меня, как появилось это имя - я не знаю.

Кадохин был самым настоящим дедом - злой, опытный, сильный и дерзкий солдат. Сложно сказать, что испортило его характер, то ли беспросветная неопытность молодых инструкторов службы собак, то ли возраст, то ли расставание с предыдущим хозяином. Как бы то ни было, Кадохин стал "строить" всю заставу.

Началось всё с того, что как-то раз он укусил в машине солдата. Вечером была сработка, и все рванули в "шишигу". Последними в кузов взбираются вожатый и собака. И вот, кто-то умудрился наступить ему на лапу. Кадохин не взвизгнул, а просто крепко стиснул клыки на голенище сапога неосторожного бойца. Ни уговоры, ни удар по морде делу не помогли. Кадохин немного пожевал ногу, потом порычал, отпустил добычу и отвернулся к борту "шишиги". 

За последующие дней десять на заставу не вернулся ни один дозор, в котором бы Кадохин не укусил кого-нибудь из бойцов наряда. Ничто не помогало. Ни кусок копченной колбасы из доппайка, ни задушевные разговоры с псом. Как только боец выпускал из виду Кадохина, его мощные клыки впивались в лодыжку. Вожатый извинялся, всячески защищая Кадохина, проводил с псом политбеседы, увеличивал дистанцию - ничто не помогало. Кадохин всегда находил момент вцепиться в лодыжку. При этом он никогда не рвал добычу, не гавкал, проявляя таким образом свои эмоции. Он просто стискивал на несколько секунд клыки и после этого уже никак не проявлял своего интереса к жертве. Два раза одного и того же бойца он не укусил ни разу.

И вот наступил очередной день, наряды привычно несли службу. Почти поголовно весь личный состав заставы так или иначе прихрамывал на одну ногу. Зрел бунт. Бойцы грозились отказом выхода на приказ в составе наряда, в котором находился бы Кадохин. Кадохин лишь мрачно сидел на приказе рядом со своим вожатым, всем своим видом показывая свою непричастность. Вот приказ поставлен, Дозор уходит на границу. В составе наряда уже все прихрамывают, потому не очень осторожничают. Где-то часа через полтора вожатый спускает Кадохина с поводка немного попастись. Кадохин, не оборачиваясь, молча ускоряет поступь и скрывается впереди. Наряд, разомлевший от жары, мерным шагом бредет вдоль системы следом. А впереди системщики чинили что-то в своих ящиках. 

Сержант, захлопнув крышку, решил перекурить перед дорогой на заставу. Расположились тут же на травке, мечтательно глядя в голубое бездонное небо. И в этой тишине, нарушаемой лишь трелями кузнечиков, вдруг послышался треск взламываемого сухого кустарника. Системщики вскочили, прислушиваясь к этому звуку. На тропу, из низких серых зарослей, вышел Кадохин и уверенно пошёл на сближение. Молча. Страшно. Целенаправленно...

Когда Дозор поравнялся с системщиками, один из них подвывал, рассматривая капли крови на лодыжке, а второй, прислонившись спиной к столбу системы, сосредоточенно отмахивался от Кадохина прикладом. Кадохин молча ждал, сидя напротив... 

Вечером, после ужина, в курилке состоялся митинг. Присутствовал командир. Вопрос решался радикально - Кадохина требовали убрать с заставы, снимая сапоги и показывая ноги в синяках и укусах. Впрочем, Кадохин не калечил - если ранки и были, то совсем безобидные. Но синяки были страшные. Командир всех выслушал и ушёл к себе. Вожатый грустил. Кадохин спал.

Сложно сказать, чем бы всё кончилось с Кадохиным. Наверное, его бы списали. Из отряда приехал бывший его вожатый, оставшийся на сверхсрочную. Они о чем-то долго молчали, сидя недалеко от заставы, потом вместе рассматривали большой муравейник. К вечеру сверхсрочник уехал, а Кадохин ушел в Дозор. Больше он никого не обижал.

Через полгода Кадохин погиб на боевом посту. Но это уже другая история. Его могила рядом с заставой, за которой всегда ухаживают бойцы.