Суровые подводники

 

Морякам и сочувствующим Военно-Морскому Флоту для создания новогоднего настроения.

После того как перестройка началась, у нас замов в единицу времени прибавилось. Правда, они и до этого на экипажах особенно не задерживались - чехардились, как всадники на лошади, а с перестройкой ну просто как перчатки стали меняться: полтора года - новый зам, ещё полтора года - ещё один зам, так и замелькали. Не успеваешь к нему привыкнуть, а уже замена.

Как-то дают нам очередного зама из академии. Дали нам зама, и начал он у нас бороться. В основном, конечно, с пьянством на экипаже. До того он здорово боролся, что скоро всех нас подмял.

- Перестройка, - говорил он нам, - ну что не понятно?

И мы свою пайку вина, военно-морскую - пятьдесят граммов в море на человека, - пили и помнили о перестройке.

И вот выходим мы в море на задачу. Зам с нами в первый раз в море пошёл. Во всех отсеках, как в картинной галерее, развесил плакаты, лозунги, призывы, графики, экраны соревнования. А мы комдива вывозили, а комдива нашего, контр-адмирала Батракова, по кличке "Джон - вырви глаз", на флоте все знают. Народ его иногда Петровичем называет.

Петрович без вина в море не мог. Терять ему было нечего - адмирал, пенсия есть, и автономок штук двадцать, - так что употреблял.

Это у них в центре там перестройка, а у Петровича все было строго - чтоб три раза в день по графину. Иначе он на выходе всех забодает. Петрович росточка махонького, но влить в себя мог целое ведро. Как выпьет - душа-человек.

Сунулся интендант к командиру насчет вина для Петровича, но тот только руками замахал - иди к заму. Явился интендант к заму и говорит: 

- Разрешите комдиву графин вина налить? 

- Как это, "графин"? - зам даже обалдел. - Это что, целый графин вина за один раз?

- Да, - говорит интендант и смотрит преданно. - Он всегда за один раз графин вина выдувает.

- Как это, "выдувает"? - говорит зам возмущенно. - У нас же перестройка! Ну что не понятно?

- Да все понятно, - говорит интендант, а сам стоит перед замом и не думает уходить, - только лучше дайте, товарищ капитан третьего ранга, а то хуже будет.

У интенданта было тайное задание от командира: из зама вино для Петровича выбить. Иначе, сами понимаете, жизни не будет.

- Что значит "хуже будет"? Что значит "будет хуже"? - спрашивает зам интенданта.

- Ну-у, товарищ капитан третьего ранга, - заканючил интендант, - ну пусть он напьется...

- Что значит... послушайте... что вы мне тут? - сказал зам и выгнал интенданта.

Но после третьего захода зам сдался - чёрт с ним, пусть напьется.

Налили Петровичу - раз, налили - два, налили - три, а четыре - не налили. 

- Хватит с него, - сказал зам. 

Я вам уже говорил, что если Петрович не пьёт, то всем очень грустно становится. Сидит Петрович в центральном, в кресле командира, невыпивший и суровый, и тут он видит, как в центральный зам вползает. А зам в пилотке. У нас зам считал, что настоящий подводник в походе должен в пилотке ходить. С замами такое бывает. Это он фильмов насмотрелся.

В общем, крадется зам в пилотке по центральному. А Петрович замов любил, как ротвейлер ошейник. Он нашего прошлого зама на каждом выходе в море гноил нещадно. А тут ему ещё кто-то настучал, что это зам на вино лапу наложил. Так что увидел Петрович зама и, вы знаете, даже ликом просветлел.

- Ну-ка ты, хмырь в пилотке, - говорит он заму, - ну-ка, плыви сюда.

Зам подошел и представился. Петрович посмотрел на него снизу вверх мутным глазом, как медведь на виноград, и говорит:

- Ты на самоуправление сдал? 

- Так точно, - говорит зам.

- Ну-ка, доложи, это что? - ткнул Петрович в стяжную ленту замовского ПДУ.

Зам смотрит на ПДУ, будто первый раз его видит, и молчит.

- А вот эта штука, - тыкает Петрович пальцем в регенерационную установку, - как снаряжается? Зам опять - ни гугу.

- Так! - сказал Петрович, и глаза его стали наливаться дурной кровью, а голова его при этом полезла в. плечи, и тут зам начинает понимать, почему говорят, что Петрович забодать может. Приблизил он к заму лицо и говорит ему тихо: 

- А ну, голубь лысый, пойдем-ка, по устройству корабля пробежимся.

И пробежались. Начали бежать с первого отсека, да в нём и закончили. Зам явил собой полный корпус - ни черта не знал. Святой был - святее всех святых.

В конце беседы Петрович совсем покраснел, раздулся, как шланг, да как заорет:

-Тебя чему учили в твоей академии? Вредитель! Газеты читать? Девизы рожать? Плакаты эти сссраные рисовать? А, червоточина? Ты чего в море пошел, захребетник? Клопа давить? Ты - пустое место! Балластина! Пассажир! Памятник! Пыль прикажете с вас сдувать? Пыль?! Влажной ветошью, может, тебя протирать? А, бестолочь? На хрена ты здесь жрёшь, гнида конская, чтоб потом в гальюн всё отнести? Чтоб нагадить там? А кто за тебя унитаз промоет? Кто? Я тебя спрашиваю? У него ведь тоже устройство есть, у унитаза! Здесь знать надо, знать! Ты на лодке или в почетном президиуме, пи*орасина? А при пожаре прикажете вас в первую очередь выносить? Спасать вас прикажете? Разрешите целовать вас при этом в попку? Ты в глаза мне смотри, куль с говном! Как ты людей за собой поведешь? Куда ты их приведешь? А если в огонь надо будет пойти? А если жизнь отдать надо будет? Ты ведь свою жизнь не отдашь, не-е-е-т. Ты других людей заставишь за тебя жизнь отдавать! В глаза мне смотреть! Зачем ты форму носишь, тютя вонючая! Погоны тебе зачем? Нашивки плавсостава тебе кто дал? Какая... тебе их дала?!! Пилотку он одел! Пилотку! В батальон тебя надо! В эскадрон! Коням! Коням яйца крутить! Комиссары...

Зам вышел из отсека без пилотки и мокрый - хоть выжимай. Отвык он в академии от флотского языка. А впрочем, может, и не знал он его вовсе.

Вечером Петровичу налили. Петрович выпил и стал - душа-человек.