На границе с НАТО: как 76-я легендарная десантно-штурмовая дивизия охраняет рубежи РФ

 

 

Псков, запад России. Дальше уже Прибалтика... Чужая земля со своими законами, перспективами, опасениями. Ну и пусть их… У нас здесь стоит 76-я десантно-штурмовая дивизия. Большой военный организм. В советские времена, если псковичи вдруг не выходили на полигоны, не стреляли, - в обкоме партии начинался переполох. Звонили в штаб: «Вы почему затихли?! Что случилось?!». Это действительно было ЧП. А потом якобы окончание холодной войны, мир и даже сотрудничество с НАТО. Пушки стреляли все реже. Псковские десантники метались по Союзу как пожарная команда, гасили межнациональные конфликты, потом и войны начались, Кавказ, Закавказье.

 

Теперь времена другие. Теперь уже соседи прибалтийские волнуются: вы почему опять стреляете? Почему полигоны гремят? Я интересуюсь у командира дивизии: - Зачем мы пугаем соседей?

 

Комдив Алексей Наумец, молодой, дерзкий генерал с кряжистой фигурой и лицом с необычно синими глазами, картинно разводит руками и озорно улыбается: «Пугаются они?! Ну надо же!».

 

Мы с генералом в приятелях, отношения у нас доверительные, но он вдруг непривычно для меня резко меняет тон. И становится серьезным, даже злым: «Да, может быть, мы все делаем для того, чтобы они боялись. ВДВ - это не институт благородных девиц, где танцуют и пляшут, и стихи рассказывают. Наша задача - уметь воевать. Побеждать любого врага в любое время в любом месте. Для того чтобы точно стрелять, не надо рассказывать об этом, а надо стрелять. Поэтому мы день и ночь на полигонах».

 

 

Разведки соседей вот уже несколько лет кипят: русские перевооружаются, у них заводы в четыре смены бомбы и ракеты штампуют. Зачем? Страны-доминанты их, естественно, успокаивают и шлют на границу с Россией свою подержанную боевую технику и контингенты для совместных учений. Правильно ли мы все, гражданские и военные, сегодня делаем? Может, не стоит провоцировать соседей? Там ведь НАТО...

 

Спрашиваю об этом генерала. Он внимательно смотрит на меня, а потом втолковывает, как ребенку: «Для меня главное, как и что будут думать о воздушно-десантных войсках в нашей стране. И руководство, и народ. А что будут думать там, в НАТО (Наумец показывает большим пальцем за спину, в сторону госграницы), - абсолютно все равно».

 

Словно подтверждение сзади, развернувшись в снежной пыли, грохочут гаубицы Д-30. И я понимаю, что в словах комдива нет ни капли лозунга. Я выхожу на плац. Здесь выстроены образцы новой российской боевой техники. На столах, покрытых брезентом, разложены средства связи, автоматы, пулеметы, гранатометы. Диковинные, непривычно тюнингованные, все в дополнительных ручках, прицелах, фонариках. Меж столов бродят приглашенные на показ ветераны-десантники.

 

«А это что такое?» - ветеран дивизии, молодой еще парень, но с седой головой, с удивлением крутит в руках небольшой коробок в камуфлированном чехле.

 

Боец в белом маскхалате удивляется, как будто его спрашивают про обыкновенные грабли: «Это новый комплекс "Стрелец". Связь? Да тут все!».

 

Все - это и связь, и опознание объектов, и передача целей артиллерии, и выработка данных для применения оружия и средств для ближнего боя. Тепловизор подключается, система «свой - чужой»...

 

Рядом комдив Алексей Наумец рассказывает ветеранам: «Все, что должны были получить, получаем вовремя, даже с опережением сроков. До конца две тысячи двадцатого года дивизия получит новые боевые машины, системы артиллерийские, противотанковые, инженерной разведки. ПВО перевооружилась. Жаль показывать и рассказывать всего нельзя. Но возьмите новую боевую машину десанта БМД-4М. Вы представляете! Командир взвода получает свою артиллерию - дальность стрельбы увеличилась в разы! Калибр изменился. А это что значит? Боевые возможности дивизии изменились. В корне!».

 

 

Тем временем на одном из полигонов дивизии крутится техника ПВО. «Стрела-10», по классификации НАТО эта система называется «Гоуфер», в переводе с английского звучит легкомысленно - «Суслик».

 

Командир зенитно-ракетного полка Алексей Евграфов усмехается: «Да этот «Суслик» сбивает все, что появляется над полем боя, от вертолета, до баллистической ракеты».

 

Указывая на светящиеся мониторы, полковник Евграфов продолжает: «Отсюда видно все. Сколько противоракет осталось, сколько топлива, все потенциальные цели».

 

Когда я был в Пскове, командование НАТО в Европе доложило о проведенном в течение недели десантировании тысячи пятисот своих парашютистов. Хотя в дивизии столько же десантников совершили прыжки всего лишь за день.

 

Комментируя эту статистику, комдив Наумец пожимает плечами: «Реально мы можем десантировать и свыше трех тысяч человек за сутки. Это подвиг, что ли? Да если мы по приказу сделаем меньше, с нас жестко спросят. Мы же "длинная рука государства"! Вместе с военно-транспортной авиацией. За последние три года где мы только не высаживались, и на юге и на Севере. Система должна постоянно работать. Как только расслабился - сразу сбой.

 

На летном поле одетые в белые маск-халаты и в теплые берцы бойцы готовятся к прыжку с парашютом. Опытный офицер, заместитель командира дивизии по воздушно-десантной подготовке Кенес Кужахметов похлопывает бойцов по наполненным шелком горбам: «Это система «Арбалет-2».

 

«А чем она отличается от других?» - спрашиваю.

 

«Управляемый парашют, крыло. Допустим, выбрасываем группу за десяток километров от объекта, а дальше десантники сами, планируя по воздуху, приближаются к цели. Точность приземления - в пятачок! Да, у каждого еще контейнер до пятидесяти килограммов весом с собой».

 

В штабе ВДВ меня уже вооружили статистикой: ВДВ совершают в год свыше двухсот тысяч прыжков с парашютом, десантируют до двухсот единиц техники. Бойцы вереницами уходят к большим самолетам, и те, вырываясь из клубов снежной пыли, взмывают вверх. Генерал Алексей Наумец не отрывает взгляд от каждого борта, пока тот не превращается в еле заметную точку.

 

 

На полигоне обстановка для меня привычная: все горит, все стреляет. Но я шагаю к огромному, размером в первоклассный киноэкран пулеулавливателю. Только он не белый, а темный, весь изъеденный попаданиями тысяч маленьких латунных снарядов калибром 7,62. Я уже знаю - здесь людей обстреливают настоящими боеприпасами.

 

Метрах в пятидесяти - бетонная стенка с амбразурой. Из нее торчит пулемет. Лента с боевыми патронами свисает чуть ли не до покрытой утоптанным снегом земли. От «экрана» к амбразуре под натянутой колючей проволокой идут два проложенных в сугробах желоба. Когда бойцы ползут по ним, над головами свистят настоящие боевые пули. Здесь пристреливают по-настоящему. Захожу за амбразуру и трогаю пулеметчика за плечо: «Что за машина?».

 

Ответ: «"Печенег". Калибр - семь, шестьдесят два. Прицельная дальность - полторы тысячи метров».

 

Уточняю: «Если в человека попадет, что будет?».

 

«Если в руку или ногу, оторвет. А в туловище - все, летальный исход», - поясняет пулеметчик.

 

«А ты не волнуешься, когда над живыми людьми стреляешь?», - говорю.

 

«Ответственность большая, - задумывается боец. - Переживаю, конечно. Но держу себя в руках».

 

От «экрана» командуют: «Огонь!».

 

Пулеметчик ждет, когда в желобах появляются бойцы, и передергивает затвор. Трассера уходят в пулеулавливатель. Первая четверка огибает амбразуру и оказывается вне сектора обстрела. Затем следующая.

 

Садимся в машину и через десять минут оказываемся в столовой артиллерийского полка. Приличный, чистый, аккуратный пункт питания. Бойцы, раздеваясь в фойе, поднимаются в зал. Они по очереди прикладывают к сенсорному пятну большой палец. На большом экране появляется портрет: значит, человек стоит на котловом довольствии и может спокойно двигаться вдоль раздачи.

 

Рацион обычный для людей, привыкших прилично питаться. Два варианта первого, три - второго и столько же гарниров. И еще салат-бар. От себя добавлю немного статистики: за год своему солдату наша Родина обязана предоставить: почти центнер мяса, 365 яиц, 95 литр кофе, 95 литр чая и так далее. И это не считая дополнительного питания на прыжках.

 

 

Так что же не так мы делаем? И чем провоцируем натовских соседей. Новым оружием? А каким оно должно быть, старым? Нормальными условиями жизни? А как иначе? В нашей армии все постепенно становится таким, каким и должно быть. Этого соседи боятся? Излишней агрессии, диких лозунгов типа «Прибалта коли!» я не слышал. Да-же спросил у пулеметчика на полигоне: «Образ врага у тебя есть в голове? Как ты его представляешь?».

 

Парень подумал и ответил: «Враг тот, кто стреляет в моих товарищей. В моих сограждан. Тот, кто идет с нехорошими намерениями».

 

«Но как он выглядит?» - не унимался я.

 

Тот ответил: «Наверное, это такой злой, с ненавистью в глазах большой дядька, и он идет и хочет всех наказать, покарать... Но... Не дадим. Нападают только на слабых. А сильных… Их необязательно боятся. Но всегда уважают.