Поэт Ломоносов

 

Гениальный русский ученый мог бы стать богословом, а современники долго воспринимали его лишь как стихотворца

«Немногие наши ученые и общественные деятели имеют такой богатый биографический и историографический материал, как Ломоносов», — писал о великом русском ученом Петр Капица. Действительно, если бы даже Михайло Васильевич и не совершил всех прославивших его открытий, его судьба могла бы остаться в истории уже в силу удивительной любви к знаниям, которая отличала этого человека. Сын черносошного крестьянина-помора, он должен был окончить свою жизнь зажиточным деревенским мужиком, однако жажда просвещения вывела его в первые русские энциклопедисты.

Северные окраины России, как ни парадоксально, были одними из наиболее культурных зон страны — именно здесь, например, находилось знаменитое старообрядческое Выгорецкое общежительство, созданное покинувшими крупные города раскольниками, среди которых были даже родовитые князья. Еще в детстве Михайло был обучен грамоте и посвящал свободное время чтению — его любимыми книгами были подаренные односельчанином «Грамматика» Смотрицкого и «Арифметика» Магницкого. С благодарностью вспоминая эти книги впоследствии, он называл их «вратами учености». Отец и особенно мачеха, правда, увлечения подростка книгами не одобряли: как и всякого помора, отец приучал сына помогать ему в хождении на ладье за рыбой. «Имеючи отца, хотя по натуре доброго человека, однако в крайнем невежестве воспитанного, — вспоминал Ломоносов, — и злую и завистливую мачеху, которая всячески старалась произвести гнев в отце моем, представляя, что я всегда сижу по-пустому за книгами: для того многократно я принужден был читать и учиться, чему возможно было, в уединенных и пустых местах, и терпеть стужу и голод». Несмотря на зажиточность отца, дальнейшей учебе на родине помешали сословные рамки — Ломоносов был крестьянским сыном, и в приеме в Холмогорскую славяно-латинскую школу ему отказали.

Тогда 19-летний Михайло решился на удивительный по своему бесстрашию поступок — тайком от отца ушел в Москву учиться. Пешком, почти без денег, вслед за обозом, который мог его завести с таким же успехом в Тмутаракань или невидимый град Китеж. В Москве он поступил в Заиконоспасскую славяно-греко-латинскую академию (несмотря на гордое название, по программе это была, скорее, средняя школа), пойдя на преступление — назвался сыном бедного холмогорского дворянина. Поскольку в те времена паспортов или каких-то других удостоверений личности не было, происхождение человека определялось «на глазок», и отличить обедневшего уездного дворянина от зажиточного крестьянина было трудновато. Учиться было нелегко — не из-за сложности учебной программы, а из-за насмешек товарищей, ведь великовозрастный юноша должен был постигать науку вместе с детьми намного младше него. Кроме того, Михайле в буквальном смысле приходилось жить на три копейки в день. Однако прилежание к учебе было замечено начальством — за первый год он окончил сразу три класса.

По окончании обучения Михайло отправился в Киев. В те годы Киево-Могилянская академия еще сохраняла славу крупного учебного центра, однако юноша оказался не в восторге от богословия, языкознания и риторики — его привлекали точные науки, а здесь их практически не преподавали. Решающую роль в судьбе будущего ученого сыграла основанная Петром Великим Академия наук: в 1736 году Михаил Ломоносов в числе 12 лучших учеников Славяно-греко-латинской академии был отправлен в Петербург для дальнейшего обучения. Именно в Академии наук — третьей по счету академии, в которой ему довелось учиться и действительно заслуживающей этого звания, — он смог посещать занятия, посвященные изучению природы и механики. Отечественная наука тогда была открытой, как, наверное, никогда после в истории — дело в том, что многие дисциплины в России попросту не преподавали, и для их изучения приходилось ездить за границу. Уже через несколько месяцев учебы в академии Ломоносова вместе с двумя другими студентами (один из них — Дмитрий Виноградов, будущий «отец русского фарфора») откомандировали в Германию для обучения металлургии и горному делу.

Русский среди немцев

Студенты должны были «ничего не оставлять, что до химической науки и горных дел касается, а притом учиться и естественной истории, физике, геометрии и тригонометрии, механике». Поскольку западное горное дело обгоняло отечественное и в теории, и на практике, предполагалось, что, «положивши основание в теории, должен он (студент. — РП) при осматривании рудокопных мест различные свойства гор и руд, также и случающуюся при том работу и прочие к тому принадлежащие машины и строения прилежно примечать, а при плавлении и отделении руд в лабораториях сам трудиться и везде в практике ничего не пренебрегать». Пятилетняя заграничная учеба Михаила началась в Марбургском университете, где он учился философии, физике и механике у известного в те времена ученого Христиана Вольфа, а еще математике и химии у другого профессора. Наука того времени была экспериментальной — и физика, и химия скрывали в себе больше белых пятен, чем изученных закономерностей, и это молодому русскому ученому нравилось. Однако обучение непосредственно металлургии, которое русские студенты должны были проходить во Фрейберге после базового курса естественных наук в Марбурге, не задалось: Ломоносов вспылил и поссорился со своим профессором Генкелем, тот выгнал его. Михайло вернулся в Марбург: здесь жила дочь местного пивовара Елизавета Цильх, с которой он ранее заключил тайный брак. Живя у приятелей и упражняясь в алгебре, «намереваясь оную к теоретической химии и физике применить», Ломоносов мечтал о возвращении на родину. У него не было средств на это путешествие: академия проявляла крайнюю небрежность в присылке денежного содержания.

Наконец, заручившись помощью русского посланника, в 1741 году 30-летний Ломоносов вернулся в Петербург. Образование, которое он получил в Марбурге, позволило ему занять должность адъюнкта (помощника профессора) академии по физическому классу. Петербургский период его жизни стал самым продуктивным: на основе опытов, которые он проводил в Германии, и изученных там теоретических основ различных наук Ломоносов составил книгу по металлургии, писал сочинения по физике и химии. Однако спокойствия в его жизни явно недоставало: вместе с некоторыми другими русскими учеными Ломоносов принял участие в выступлении против советника академии Иоганна Шумахера (подачу жалобы инициировал известный российский изобретатель Андрей Нартов. Молодых русских ученых возмущало засилье в академии «немецкого братства», по большей части бездарного и презиравшего русских. Месть непотопляемого Шумахера привела к тому, что Ломоносов был приговорен к домашнему аресту сроком на семь месяцев. Однако «русская партия» в академии укрепилась — во многом благодаря участию взошедшей в 1741 году на престол Елизаветы Петровны, чтящей заветы отца, который мечтал о подлинно русской академии. Несмотря на свои «проступки», Михаил Васильевич вскоре стал профессором химии и полноправным членом академии, представив ценную диссертацию по металлургии. Ломоносова считают первым русским академиком, несмотря на то что еще до него в состав Академии наук были избраны двое русских: будущий куратор Московского университета математик и филолог Василий Ададуров и философ и писатель Григорий Теплов — по своему влиянию на русскую науку Ломоносов оставил их обоих далеко позади.

Буря и натиск

Одним из первых начинаний профессора химии Ломоносова стала постройка лаборатории на Васильевском острове: в этом одноэтажном здании он развернул огромную исследовательскую и техническую работу, изучая, в частности, атмосферное электричество. Не следует думать, что это были тихие кабинетные занятия — коллегу Ломоносова Георга Рихмана, проводившего у себя дома опыты с атмосферным электричеством, убило электрическим разрядом во время грозы 26 июля 1753 года. Сам Ломоносов, проводивший опыты в ту же грозу, тоже едва не погиб — в своем письме к Шувалову он описывал пережитое в таких словах: «Что я ныне к Вашему Превосходительству пишу, за чудо почитайте, для того, что мертвые не пишут. Я не знаю еще или по последней мере сомневаюсь, жив ли я или мертв. Я вижу, что профессора Рихмана громом убило в тех же точно обстоятельствах, в которых я был в то же самое время. Сего июля в 26-е число, в первом часу пополудни, поднялась громовая туча от норда. Выставленную громовую машину посмотрев, не видал я ни малого признака электрической силы. Внезапно гром чрезвычайно грянул в самое то время, как я руку держал у железа, и искры трещали. Все от меня прочь побежали, и жена просила, чтобы я прочь шел. Любопытство удержало меня еще две или три минуты, пока мне сказали, что щи простынут, а притом и электрическая сила почти перестала. Только я за столом посидел несколько минут, внезапно дверь отворил человек покойного Рихмана, весь в слезах, в страхе и запыхавшись». В память о Рихмане Михаил Васильевич прочел на заседании академии «Речь о явлениях воздушных, от Електрической силы происходящих, с истолкованием многих других свойств натуры».

Здесь, в химической лаборатории, Михаил Васильевич разгадал секрет производства смальты — искусственного цветного стекла, из которого можно было делать мозаику. Выполнив несколько тысяч пробных плавок по изготовлению разных сортов цветного стекла, разработав способы компоновки отдельных его фрагментов в единую мозаику, он стал автором ряда картин, которые привели современников в восхищение. Мастера под его руководством набирали мозаичные картины в специальной мастерской — всего их было сделано 12. Самой известной из них стала «Полтавская баталия», прославлявшая подвиг Петра Великого, к личности которого Ломоносов относился с огромным пиететом. За свои успехи в работе с мозаикой Елизавета пожаловала ему поместье в 60 верстах от Петербурга для устройства стекольной фабрики. Фабрику построили быстро. Станки для нее проектировал сам ученый, однако капиталист из него вышел никудышный, и затратное предприятие доставляло ему немало забот.

Удивительно, что, несмотря на все успехи в области естественных наук, Ломоносова долгое время считали в основном литератором. И недаром: именно ему принадлежит первая русская «Риторика», заложившая основы русской словесности. А его оды фактически создали русский литературный язык и отечественную поэзию — ведь еще крупнейший поэт первой трети XVIII века Антиох Кантемир писал на архаичном русском, используя силлабическую систему стихосложения, заимствованную из польского языка и плохо подходившую для русского, где слова не имеют фиксированного ударения. Именно Ломоносов сформулировал и популяризировал основы силлабо-тонического стихосложения, без которого были бы немыслимы ни Пушкин, ни Фет, ни Есенин. «Слог его, — напишет о Ломоносове Пушкин, — ровный, цветущий и живописный, заемлет главные достоинства от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным». А Белинский, называвший Ломоносова «Петром Великим нашей литературы», говорил о реформе стихосложения, совершенной им: «Метрика, усвоенная Ломоносовым нашей поэзии, есть большая заслуга с его стороны: она сродни духу русского языка и сама в себе носила свою силу... Ломоносов был первым основателем русской поэзии и первым поэтом Руси». 

Занятия Ломоносовым естественными науками порой даже вызывали непонимание у его покровителей. «Полагаю, что мне позволено будет в день несколько часов времени, чтобы их, вместо бильярду, употребить на физические и химические опыты, которые мне не токмо отменою материи вместо забавы, но и движением вместо лекарства служить имеют, и сверх того пользу и честь отечеству конечно принести могут едва меньше ли первой», — был вынужден он оправдываться в письме к Шувалову.

Русский энциклопедист

Как известно, первый в России университет — Московский — был создан по совету и проекту Ломоносова. Поразительно, что идея российского университета носилась в воздухе еще со времен Лжедмитрия, но возможным его создание стало лишь тогда, когда в России действительно появились собственные научные традиции. В середине XVIII века российская наука наконец поверила в себя — в то, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов российская земля рождать».

С 1758 года Ломоносов сосредоточил в своих руках управление сразу несколькими образовательными учреждениями при Петербургской Академии наук — гимназией, университетом, Историческим собранием и Географическим департаментом. Среди его новых увлечений — оптика: в домашней мастерской он сооружал телескопы, микроскопы, перископы, мореходные инструменты. Здесь была изобретена «ночезрительная труба», позволявшая различать предметы в сумерки, впоследствии она хорошо зарекомендовала себя в арктической морской экспедиции адмирала Чичагова. 26 мая 1761 года ученый наблюдает у себя дома редкое астрономическое явление — прохождение Венеры по солнечному диску, на основе которого делает заключение о наличии «знатной воздушной атмосферы» у Венеры. Атмосфера, как показали автоматические аппараты уже в XX веке, действительно оказалось знатной, хоть и не воздушной.

Стараясь облегчить жизнь русским морякам, путешественникам и промышленникам, Ломоносов составляет план создания «Атласа» — фундаментального труда, куда вошли бы данные по физической и экономической географии страны, полученные в ходе специальных экспедиций; пишет «Рассуждения о большой точности морского пути», в которых описывает ряд изобретенных им приборов для определения географических координат. Он выдвигает проект Великого северного пути, доказывая, что единственный путь к Северному полюсу лежит между Шпицбергеном и Новой Землей. Почти одновременно Михаил Васильевич пишет работы по минералогии, демографии, астрономии, метеорологии — такая «всеядность» и составила ему славу ученого-энциклопедиста. В числе заслуг Ломоносова перед мировой наукой — открытие закона сохранения энергии и вещества. В письме выдающемуся современнику — математику Леонарду Эйлеру Михаил Васильевич формулирует его в таких словах: «Все перемены, происходящие в природе, подчиняются одному общему закону: сколько где чего прибудет, столько же в другом месте убудет. Сколько вещества прибавится в одном теле, столько же убавится в другом… Тело, сообщающее толчок другому телу, само утрачивает часть своего движения, и именно в той мере, в какой оно передало движение другому телу». Трудно найти область, которую не затронул бы этот выдающийся русский ученый: в конце жизни он даже создал фундаментальный исторический труд «Древняя Российская история», который был опубликован уже после его смерти.

На века вперед Михаил Васильевич Ломоносов стал героем, вдохновляющим новые поколения ищущих просвещения юношей стремиться к вершинам знания. «Ни раньше, ни позже в нашей стране не было более своеобразной, более полной творческого ума и рабочей силы личности, — напишет о нем Владимир Вернадский. — Вопросы северного сияния, холода и тепла, морских путешествий, морского льда, отражения морской жизни на суше — все это уходит далеко вглубь, в первые впечатления молодого помора…».

Автор Илья Носырев

 

---